Но все же с этой минуты все старались не упускать меня из вида ни на минуту. На массаж пошла под конвоем. Игорь с Викой ожидали меня в фитобаре и всячески демонстрировали, что мы вместе. Только данному эскорту, похоже, здесь не были рады. Слишком любопытный крестник, как опытный охранник, проверил хамам, массажные кабинки и чай продегустировал, прежде чем мне позволил выпить.

Али провел в хамаме в удаленное помещение с двумя каменными лежаками для массажа, в котором один стол был занят. Впервые увидела, как работает женщина-массажист. Во время пиллинга Али все время что-то напевал по-турецки и в промежутке в сторону тихо говорил по-турецки – «любимая». То ли массажистке, то ли для меня – непонятно. Эти слова уже знала, но вида не подавала, что понимаю. Зато массажистка несколько раз недоуменно оборачивалась, и он перевел меня для пенного массажа в центральный зал. Постелил полотенце на многогранный стол в центре, лицом к лицу с тучным, красным, как вареный рак, мужчиной, массаж которому делал Кеша. Не очень приятная процедура – купаться практически в одной пене рядом с незнакомым мужиком, который бесцеремонно уставился и довольно подмигивал неожиданной соседке. Протянул вперед свои клешни, чтобы ненароком прикоснуться к моей руке. Затем решил, что столь близкое расположение требует продолжения, стал приглашать на свидание после процедуры. Несмотря на приглашение на русском, первое, что мне пришло на ум, вытаращиться недоуменно и сказать волшебное турецкое слово «аномерум». Мужик нецензурно выразился, что с турчанкой каши не сваришь, и сразу потерял интерес к моей персоне. А массажисты, довольные, перебросились между собой парой фраз и рассмеялись.

Будем считать, что проверку я прошла. Хотя и неприятно все это. И очередные турецкие фразы о любви уже раздражали. Такое впечатление, что говорили в сторону. Не для меня. Психологический крючок. Поверишь – сама виновата, а у них никакой ответственности за сказанное. Неужели я похожа на наивную дурочку? К чему этот цирк? Как можно разбрасываться подобными словами? Разве только из меркантильных соображений. Завлечь на процедуру и получить чаевые. Вечер перестает быть томным. Я не стала дожидаться, пока утилизируют пену, и резко вскочила со стола. Смою пену в душе сама. И чаевых давать не буду. Но нога подвернулась на мыльном полу, и я едва не упала. Али успел меня подхватить, и сам, еле удерживая равновесие, крепко прижал к себе и прошептал на чистом русском: «Я так испугался, что ты поскользнулась». Затем осекся и резко отстранился. Осмотрелся, не услышал ли кто-нибудь, кроме меня. Успокоился и пошел набирать воду в ковш, чтобы смыть с меня пену. Проговорился все же. Русская речь для него родная. Без малейшего акцента. Кто же он на самом деле? Стояла как вкопанная. Боялась шагу ступить, пока пена с меня не стечет, и пол не протрут. Травмы в мои планы не входили. Даже лицо ладонями забыла прикрыть. И получила в отместку в лицо ушат холодной воды. Несмотря на то, что вода попала и в рот, и в нос, не пискнула, проглотила воду не откашливаясь, просто прикрыла лицо руками и замерла в ожидании очередного ушата. Не доставлю удовольствия делать из меня посмешище. Но на этот раз меня аккуратно поливали теплой водичкой из ковшика, поворачивая мой корпус по часовой стрелке. Когда я поворачивалась лицом к Али, он брал меня за руку, переплетая пальцы, смотрел в глаза и напевал что-то шаманское.

– Что ты за обряд со мной производишь? Я хоть жива останусь? – вроде шутливо поинтересовалась я.

А в душе было тревожно. Больно уж смахивает это песнопение с поворотами на какое-то колдовство. Еще чакры поправить не успела, а здесь что-то новенькое и непонятное. Али удовлетворенно хмыкнул и провел под локоть до выхода.