– Подождём тебя в машине.

Я прихожу к простой могиле без оградки, вернее сказать, это кенотаф. Прямоугольная надгробная плита выполнена из чёрного гранита. На плите изображён парень с добрым красивым лицом: большие глаза, прямой нос, толстые губы – Джеймс. Полгода назад я виделась с ним, ощущала тепло его тела.

Когда Джеймс пропал, я потеряла главную мечту своей жизни. Он был мне бесконечно дорог, но я не торопилась признаваться в своих чувствах и буду долго корить себя за это.

Джеймс Руже

25.12.2172 – 12.07.2190

Любимый сын.

Правда найдёт нас.

Скорбим…

Меня беспокоит мама Джеймса. Элисон ищет правду о таких, как я. На похоронах она смотрела на меня обвиняющим взглядом. Элисон как-то поняла, что Джеймс пытался удрать из лагеря из-за меня. Думаю, после случившегося она убеждена, что такие, как я, приносят беду в дом.

Я ухожу от могилы Джеймса с тяжёлым сердцем.

Плутаю по кладбищу, мне встречается знакомая могила с винтажной оградкой и высокой плитой.

Брюс Хилл

11.02.2165 – 15.06.2190

Любимый сын и брат.

Брюс жених Дианн. Они планировали сыграть свадьбу после рождения ребёнка. Когда сестра не перенесла родов и погибла вместе с малышом, Брюс отказался жить без неё… без них… Его родители с самого начала с осторожностью относились к Дианн, ко всем нам, и после трагедии обрушились с критикой на маму с папой. Мол, их предупреждали, что всё может так плохо кончиться. Мне кажется, мама с папой от части винят себя в смертях Дианн и Брюса. Чтобы больше ничего плохого не стряслось, они теперь внимательно присматривают за Лианн и особенно за мной, потому что я уже в том возрасте, в котором можно иметь детей.

Думаю, кто-то из родственников Хиллов или их друзей посчитал, что гибель Брюса лежит на плечах Дианн и отомстил ей, осквернив могилу. Нужно быстрее разобраться с этими нелюдями.

Раздаётся клаксон внедорожника. Я хочу ещё раз вернуться на могилу сестры. Нельзя. Хочу просто обернуться. Тоже нельзя. Рядом с выходом установлен умывальник. Я привожу себя в порядок. Вода ледяная.

Открыв багажник внедорожника, кладу в уголок пакет. Меня заждались:

– Что так долго? – интересуется мама.

– Поплутала.

В поездке мы делимся разными историями про Дианн: как сестра поскользнулась на паркете, как порвала платье на следующий день после покупки, как шесть месяцев скрывала от Брюса беременность и водила его за нос, как, как, как…

Мама и сёстры высаживаются у подъезда дома. Я остаюсь в машине и жду, пока папа запаркуется.

– Что там у тебя? – спрашивает он, заглушив на стоянке мотор машины.

Я показываю пакет в багажнике. Папа разворачивает его, ворошит содержимое, хмурится.

– И плиту попортили… – говорю я.

– Как твои руки?

– Ну, так.

Я демонстрирую ладони – кожа вся изранена. Папа открывает автомобильную аптечку.

– Сильно ты… придётся потерпеть…

Папа бережно обрабатывает раны и ссадины раствором. Больно щиплет. Я закусываю нижнюю губу.

– Ничего, заживёт. Лучше?

– Жжёт.

– Потерпи, дочь.

– Нет проблем.

– Думаешь, это они сделали? – Папа пришёл к такому же выводу.

– Кто-то из них…

– Вроде, неплохие они люди… Я поговорю с ними. А маме ни слова. Потом сам ей всё скажу…

– Действуй папа, или я сама до них доберусь.

– Завтра позвоню знакомому мастеру. Он приведёт плиту в порядок. И когда в следующий раз поедем к Дианн, я заранее всё поверю.

Я одобрительно киваю.

У дома папа бросает пакет в мусорку с такой силой, что он лопается по шву и едва не взрывается, как грязевая бомба. Выпустил пар. Лучше не бесить моего папу. Его горячность передалась и мне.

Вечером в социальной сети приходит сообщение от Беллы:

Готова к вечеринке?! Вход свободный и два коктейля бесплатно. Я заеду на такси в десять.