Я поднялся с табурета и крадучись подошел к кровати, чуть помедлил оглядываясь, словно вор, и протянул руку к свитку. Он оказался плотным и увесистым. Колебался я не долго и развернул серую от времени, но очень чистую бумагу, словно свиток изначально хранился бережно и с любовью. Буквы складывались вроде бы в знакомые слова, но они были написаны задолго до моего рождения, возможно так могли выражаться мои деды или даже прадеды.

"Есть два пути: один – жизни, другой – смерти, и велико различие между этими двумя путями.

Путь жизни таков: во-первых, ты возлюбишь Бога, создавшего тебя. Во-вторых, возлюбишь ближнего, как самого себя. И всего того, чего не желаешь, чтобы случилось с тобой, не делай другому.

Смысл учения, заключенного в этих словах, таков: благословляйте проклинающих вас, молитесь за врагов ваших и за гонящих вас. Ибо какое благоволение вы оказываете, если любящих вас любите? Не делают ли того же и язычники? Вы же любите ненавидящих вас – и не будете иметь врагов.

Воздерживайся от плотских и мирских похотей. Если кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую, и будешь совершенным…"

– Чушь какая! – громко воскликнул я оторопев от прочитанного.

Я протер рукавом возле глаз, будто бы это могло изменить прочитанное, и пробежался по тексту еще раз более внимательно, уверяя самого себя, что я просто не отошел еще от сна, из-за чего у меня перед глазами все буквы поменялись местами.

В этот момент дверь в комнату широко распахнулась и Артос вошел с моим доспехом. Его взгляд скользнул по кровати и сразу перескочил на свиток в моих руках.

– Артос, откуда взялась эта философская чушь в моей комнате! – грозно потряс я в воздухе свитком, – это ведь ты подкинул?

– Да, я, – спокойно ответил старик и подойдя к кровати аккуратно положил на нее железо, что было в его рука, а после стал с медлительной аккуратностью раскладывать половинки кирасы, шлем, наручи и поножи.

– Объясни, что за вселенская несуразность здесь написана? Это что за дурак смог додуматься любить врагов? Да еще и учить кого-то подобной дури? А это предложение подставить другую щеку под удар? Да он просто сумасшедший, этот твой писатель! Ты же сам учил меня убивать врагов мечом и копьем. Ты учил меня метать дротики и пользоваться пращей и арбалетом. Разве не для убийства предназначены эти умения? – с каждым словом своего длинного монолога я внутренне возгорался и ярился как разнузданный конь.

– Я разве убивать тебя учил? – бесстрастно ответил вопросом Артос не оборачиваясь в мою сторону и по-прежнему склоняясь над моими доспехами, – я всего лишь учил тебя пользоваться оружием, но убивать – нет, никогда такого не было.

– Но признайся, что в этом свитке ерунда полная написана? Какой блаженный это мог сочинить? И, главное, для кого это все изложено? – сказал я уже на тон ниже.

Признаться, в этот момент я более всего недоумевал от возникшего как молния вопроса – от чего этот свиток вызвал во мне такую ярость? Ни смех, ни снисхождение, ни какая-либо присущая мне реакция от прочтения чего-то непонятного, а именно ярость!

Спина старого воина медленно разогнулась, и он обернулся ко мне.

– А это и есть правила твоего отца, – с легкой усмешкой сказал он, – ты ведь не прочитал до конца?

– Нет… – прошептал я пораженный этой новостью пришедшей от Артоса и медленно опустился на табурет, – не может этого быть.

Артос не торопясь подошел ко мне и легко провел шершавой мозолистой рукой по моей коротко стриженной макушке.

– Твой отец, Дион, никогда не расставался с этим свитком, и велел мне передать его тебе тогда, когда, по-моему мнению, наступит время. Так было и так есть!