Он сообщил, что видел девочку, которая писала что-то в толстой зелёной тетради, и именно эти слова появлялись на страницах Хронемоса… – Голдения замолчала и пристально посмотрела на Миу. – Этой девочкой была твоя мама.

– Моя мама?!

– Да. Но она об этом совершенно не догадывалась. Солфул знал, что твоя мама из другого мира, не из Грании, но всё же объявил её хранительницей и жрицей Хронемоса. Естественно, такое решение вызвало недовольство у жрецов храма Вечности, потому что их отстранили от забот, связанных с книгой. Среди них нашлось немало тех, кто со временем вырастил из этого недовольства зависть и ненависть не только к девочке из далёкого мира людей, но и к Солфулу и даже к молодому королю Элеону.

И всё бы ничего, если бы среди недругов не оказался один очень одарённый и алчный маг, который настолько стремился к власти, что продал свою душу дьяволу за карту Райдо с его меткой, которая как договор давала ему право пользоваться всем арсеналом тёмных сил. С тех пор все забыли его прежнее имя, а на устах было лишь новое, которым окрестила его тьма: Скерон Деймонар. Именно он, как ты знаешь, вступил в схватку с Элеоном, в которой победа короля оказалась обманчивой.

– Да, Цезарь рассказывал мне.

Голдения покивала, лукаво улыбаясь.

– Подождите, вы хотите сказать, что Цезарь из…

– Из Грании. Да, дитя, так и есть. Цезарь – проводник. Когда мы узнали про твою маму и про связь между зелёной тетрадью и великой книгой Хронемос, то решили, что такая необычная для мира людей девочка нуждается в защите и поддержке. Ей нужен был друг. Мы послали к ней Цезаря, и он блестяще справился с миссией.

– Это всё сон, – Мила потёрла лицо. – Завтра утром я проснусь и этого ничего не будет…

– Ошибаешься, милая принцесса, всё только начинается!

– Вы сказали, что король Элеон – мой отец…

– Позволь я покажу тебе кое-что, – Голдения приблизилась к девочке. – Если ты не веришь словам, написанным рукой твоей мамы в зелёной тетради, то, может быть, поверишь своим глазам?

– Как это?

– Закрой глаза и доверься мне.

Мила помедлила немного и прикрыла дрожащие веки.

Голдения сделала призывный жест руками, и споттеры слетелись к ней со всей комнаты, через открытую форточку, просочились сквозь щель под дверью из коридора. Сама царица тоже превратилась в бесформенную тучу и вместе со своими подданными стала вращаться вокруг Милы. С каждой секундой вихрь вращался все быстрее и быстрее. У девочки закружилась голова, её тошнило, но она терпела и не открывала глаза, чувствуя, как вокруг неё с бешенной скоростью кружится вихрь.

– Только ни в коем случае не выдавай себя! – голос Голдении потонул в шуме кружащихся вихрей.

Мила не поняла, что означали слова Голдении, да и думать об этом просто не могла. Страх сковал её настолько сильно, что она могла сейчас думать лишь о том, чтобы быстрее закончилось бесконечное кружение. Но оно не прикращалось. Время потеряло всякий смысл, и девочка не отдавала себе отчёта, сколько его миновало: минута, пять, полчаса?

Когда же кружение наконец прекратилось и споттеры стали медленно рассеиваться, Мила открыла глаза. Первое время она не могла понять, где находится: в глазах всё ещё рябило от кружащихся споттеров. Но вокруг явно была не её комната. Под босыми ногами девочка ощущала мягкую, чуть тёплую почву. Мила протёрла глаза и огляделась. Она стояла на небольшом островке посреди довольно широкого озера, посреди которого росло одно единственное дерево – огромная плакучая ива с длинными ветвями, похожими на диковинный занавес, превращавший дерево в чудесный шатёр.

– Вот чудеса! – проговорила девочка, разглядывая дерево и золотистый песок под ногами. Ей пришлось ущипнуть себя, чтобы понять, что она не спит.