Так, благодаря им, я обнаружил малые миры моей жизни, вдруг выделившиеся, вычисленные, обретшие жизнь в моем прошлом. Целые скопления их, словно звезды южного неба, словно бриллиантовая россыпь вокруг изящной шеи заморской принцессы. Почти невидимые для глаз, но вместе с большими мирами составляющие космическую систему моей жизни. Какой богатой оказалась она, сложной. Все новые и новые миры. Оказалось, что некоторые из них могут длиться лишь мгновения, случайным прикосновением красоты рождаемые и успевающие отдать нам всю свою любовь, прожить за это время целую жизнь.

И вдруг, попав в один из таких миров, мы перестаем быть теми, кем привыкли быть, и наш голос звучит строже ли, мягче – не так, и наши глаза светятся их блеском, и мы уже не обычные люди, мы ощущаем их красоту и сами становимся ее частью. Преображение, которое не успевает заметить никто вокруг, как и нашей пропажи, исчезновения – того, что целое мгновение нас не было здесь, того, что целую жизнь мы прожили там, что наше сознание вдруг перенеслось прочь и так далеко, так высоко забрались мы и, вернувшись, принесли назад в своих глазах звездный блеск.

И так же сложно, как заметить окружающим нашу пропажу, наше путешествие в этот мир, так же сложно сохранить нам после возвращения невозмутимость, чтобы не выдать, не показать, что произошло. Эти миры существуют везде, бесконечно прекрасно их многообразие. Они – созвездия, спелыми гроздями нависающие над черной змейкою уползающим и прячущимся в пустыне моим поездом. Они – ледяной холод зимы, вдруг натолкнувшийся на преграду в своем стремительном движении, на тончайшее стекло, делящее ночную тьму – такая ненадежная защита от столь страшного хищника, злобно воющего. Они – пьянящее тепло, смешанное с эллинским вином, перебродившее за десятки веков и теперь не оставляющее шанса случайному гостю сохранить свой рассудок, целое алеющее на закате море. Эти миры – бриллианты. Бриллианты нашей жизни, попадающиеся нам прямо на дороге и составляющие потом все наше богатство. Как многогранны они – тысячи идеальных граней, линий: плавная линия горизонта, косые лини гор вдали, неуловимая грань пляжа, сверкающая морской пеной, линии жизни, линии южных созвездий, управляющие нашей судьбою, линия твоего тела, нежно изгибающаяся и, поворачиваясь, преломляющая лунный ли, или солнечный свет. Волнами спадающие золотистые волосы, ровный квадрат окна в моем номере или идеальный кружочек от донышка бокала с коктейлем на полуночном столе открытой веранды – как нам не хотелось спать. Кем-то безумно точно выделаны эти линии, грани – образуют неповторимые миры, преломляют свет, играют с ними, приводя нас в безмолвное счастье. Мы не можем ни подарить, ни продать эти миры, и даже почти невозможно показать их никому, к сожалению, но и невозможно потерять. И мне кажется, что все это сделано так, чтобы мы всегда были бесконечно богаты – рассеянные дети, так и норовящие все обронить. Может, если мы станем чуть-чуть умнее, взрослее, мы сможем сами распоряжаться ими. Но пока они всегда с нами.

Я изучал эти законы, я примерял их к прошлому, каждый раз находя им подтверждение. Я закрывал глаза и находил все новые и новые миры, погружаясь в воспоминания. И они приобретали в моем сознании стройность и законченность.

Я закрывал глаза, и ступеньки вновь уходили вверх в темноту, а чуть ниже огромное море блестело своей чернотой, обрамленное силуэтами гор. И крикливый пляжный город оставался внизу, тишина, лишь слегка касался этой высоты его свет. И созвездия южного неба выстраивались в геометрически точные последовательности. И теплый ветер, чтобы я не замерз, набрасывал мне на плечи свой легкий трепещущий шелк. И время совсем останавливалось. И невозможно ни идти дальше, ни вернуться, я словно в невесомости, словно на огромной глубине. Слыша отголоски жизни и шепот ветра. Видя и звезды, и огни города, но не в состоянии дотронуться, дотянуться до них.