– Я клянусь всем, что осталось от меня, – своей душой, что не преследую никаких иных целей, кроме помощи людям Скифоса, попавшим в беду. И мне жаль, что брат Ульрих усмотрел в моих поступках тень корысти и гордыни.

– Достаточно! – вмешался Вильгельм. – Хватит грызться между собой, когда нужно обратить свои силы против настоящего врага, а именно псов Диктата!

– Верно! – подхватил Алкид, до этого не участвовавший в перепалке между рыцарями. – Здесь у нас нет противников. Они все на Скифосе.

– Тогда сотрем их с лика Империи! – заключил Бальтазар. – Пусть они познают силу железа!

– Да будет так, – произнес паладин. – Мыслями я буду с вами, и пусть мой незримый клинок укрепит ваши ряды. Сила железа!

– Сила железа! – отозвались рыцари.

– Через три часа будет подан транспорт для перелета на Скифос. Воспользуйтесь этим временем, чтобы подготовиться к битве, – предупредил Алкид.

– Я прошу четыре часа, – обратился Бальтазар с просьбой. – Я хочу взять в поход неофита братства. Его испытание как раз должно вот-вот подойти к концу.

– Неофита? – презрительно выплюнул Вильгельм. – Зачем нам салага, не познавший касания стали?

– За четыре часа он пройдет первичную перековку. В поход с нами отправится не неофит, но рыцарь железа! – уверил Бальтазар.

– Делай как знаешь, – пожал плечами Ульрих. – Но если неофит не будет готов через четыре часа, мы отбудем без него. Ты сам говорил, что трех рыцарей должно хватить.

– Так и есть. Поэтому я и беру с собой нашего нового брата, чтобы опробовать его в настоящем бою. Меня терзает предчувствие, что битва за Скифос – лишь начало. Вскоре братство ждут новые вызовы. Я хочу быть уверенным в каждом своем брате, когда наступит час битвы.

– Решено! – подвел черту Алкид. – На Скифос отправятся четыре рыцаря. Железное братство с нетерпением будет ожидать вашего победоносного возвращения.

– Да будет так! – в один голос ответили рыцари.

В маленькой тесной камере уже несколько недель томился глубоко изможденный пленник. Он мог покинуть камеру в любой момент, однако добровольно оставался в заточении, а обмотанные вокруг его рук цепи не давали упасть на пол. Через мелкие отверстия в потолке медленно просачивались капли раскаленного металла, которые то и дело падали вниз, оставляя на теле узника ужасные ожоги.

За время заключения его кожа обуглилась и слезла черными лоскутами, однако капли все продолжали падать. Металл кое-где уже прожег мышцы и все ближе подбирался к костям. Пленник, стиснув зубы, выдерживал адские мучения, пусть и понимал, что ему уже недолго осталось. Его сила воли начинала давать трещину, и с каждой каплей эта брешь только росла. Он пытался отвлечься на что-нибудь постороннее, но в крошечной камере не было ничего, кроме холодных серых стен.

Провалившись в забытье, узник смог отсрочить свое неизбежное поражение. Возможно, он выиграл себе пару часов, может, всего десяток-другой минут. Он уже давно потерял счет времени. Даже едва ли мог сказать, как давно находится здесь. Его одиночество разбавлял лишь тихий свист капель, который всегда заканчивался невыносимой болью и отвратительным шипением кипящей плоти.

Внезапно пленник услышал чьи-то приближающиеся шаги. Он знал, точнее, всей душой надеялся, что это пришли за ним. Когда шаги стихли перед дверью его камеры, сердце узника забилось чаще, а когда отодвинулся засов, он и вовсе едва смог сдержать радостный крик. Из-за ударившего в глаза света ему не сразу удалось разглядеть того, кто стоял в дверях. Кажется, это был тот же самый рыцарь, что оставил его здесь. Как давно это было… Словно в прошлой жизни. Однако в этот раз рыцарь выглядел немного иначе. Что-то в нем определенно изменилось, вот только что? От него веяло какой-то губительной аурой, было физически тяжело находиться рядом с ним. Казалось, само присутствие воина несет в себе смерть и разрушение.