Оба аппарата имели по две ручки – правда, у Шпоры они было вдвое длиннее и нижняя отломилась, но изначально-то она была, и доказательство её существования я до сих пор держу в левой руке. Ещё у каждого аппарата сбоку крепится массивный толстый диск. Только на картинке в голове это был сплошной круг с мелкоячеистой насечкой по широкой кромке, как у напильника, удобный для стачивания разного рода дефектов типа грубого следа сварки или штамповочного брака в виде наплывов металла на гладкой поверхности штамповки. А на Шпоре такого же размера круг трансформировался в хищную зубастую пилу. На этом сходство рихтовочных аппаратов заканчивалось.

Корпус аппарата с картинки был как пятилитровая пивная банка, пузатый и компактный, с диском-напильником на боку. Корпус же Шпоры имел форму длинной узкой трубы, с загибом на конце, к которому и крепился вращающийся диск-пила.

Да, я не оговорился, зубастый диск на Шпоре, игноря отсутствие электричества, продолжал вращаться, честно выдавая заявленные в описании 222 оборота в минуту. Вертелся, как грёбаный флюгер в ураган. Только ни урагана, ни даже лёгкого сквознячка вокруг него не было и в помине. Чертовщина какая-то, да и только.

Перед глазами загорелась очередная красная строчка, поощряющая воспоминая о флюгере и урагане:

От дальнейшего сравнения аппаратов меня отвлёк злой окрик подскочившего красномордого мужика в синей рабочей спецовке и серых штанах. Кстати, на мне была точно такая же униформа.

– Кэмел, мля! Ты чё творишь, бесов сын?!

– И тебе, дядя, здрасте, – на всякий случай вежливо откликнулся я. – Только ты что-то паришь, никакой я не Кэмел.

За спиной мужика я увидел огромное светлое помещение из железа и бетона, и в пустой голове тут же всплыло воспоминание о рихтовочном цехе. Красные строки перед глазами, оповестив об очередном повышении характеристики «Познание скрытого», подтвердили правильность догадки.

По полу цеха с черепашьей скоростью ползли вперёд две параллельные линии конвейера. На одной из них сейчас стоял я, возле продырявленного кузова «Газели». На второй линии тоже была «Газель» с парой копошащихся возле неё работяг. Но тот фургон уже почти добрался до конца цеха, и от работающих там парней меня отделяло расстояние в добрую сотню метров.

– Опять на работу датый пришёл! – продолжил наезжать заскочивший на мою ленту скандалист. – Кэмел, у тебя уже было последнее предупреждение! Всё, моё терпенье лопнуло!

– Да не Кэмел я. У меня вообще-то имя есть.

– Мля! Двадцать лет был Кэмелом, горя не знали, а теперь «У меня имя есть», – передразнил мужик и, заметив рваную дыру на борту фургона, аж затрясся от бешенства.

– Мать моя женщина! – оттеснив меня плечом от «Газели», он ощупал края вспоротого металла, открыл дверь, заглянул в салон и исследовал повреждение изнутри.

Пока осматривал, сбоку от мужика загорелись зелёные строчки, точь-в-точь, как висящие рядом со Шпорой:

– И чем же ты, чудила недоделанный, такую беду сотворил? – по новой насел на меня Митрич, закончив осмотр.

– Этим вот, – отбросив обломок второй ручки с проводом, я обеими руками приподнял Шпору за первую рукоять.

И был приятно удивлён лёгкости, с которой удалось это проделать.

Подтверждая свой брутальный вид, Шпора весила килограммов десять, не меньше. Но руки, словно под воздействием невидимого стимулятора, вдруг буквально налились силой и играючи зафиксировали тяжёлый аппарат на весу.