Моника надменно вскинула подбородок.

– У меня есть более интересные вещи, которыми я занимаюсь вечерами! Но ты вряд ли меня поймешь, – она поправила волосы и подняла яркие брови кверху.

– Красота уходит быстрее, чем ты можешь себе представить, а отсутствие мозга длится всю жизнь! – отрезала я, и класс взорвался дружным смехом. Громче всех заливался Филл.

– Довольно! – мистер Гордон остановил перепалку. – Давайте вернемся к основной теме.

– Я полагаю, Моника, тебе есть что сказать по этому поводу! Какое впечатление у тебя сложилось от прочтения книги?

Я благодарно посмотрела на учителя.

– Мне она не понравилась, – попыталась выкрутиться Моника.

– Очень развернутый ответ, я ценю твое красноречие.

– А что именно тебе не понравилось? – допытывался он.

– Нет картинок! – полетели реплики из класса.

Все опять засмеялись, и Моника заерзала на стуле.

– Я ее не читала, – с недовольным лицом призналась она.

– Спасибо за откровенность, – учитель сделал пометку у себя в журнале. – Лила, – повернулся он ко мне, – ты читала книгу?

– Да, – сказала я.

– Кто бы сомневался, – фыркнула Моника.

Илай тем временем с ухмылкой изучал меня взглядом.

– Книга произвела на меня неизгладимое впечатление, – я сделала паузу, подбирая нужные слова. – Для меня Афганистан всегда ассоциировался с террором, наркотиками, войнами, невинными жизнями людей, погибших на них. Когда я ее прочитала, то поняла, что прежде всего – это красивая и загадочная страна с потрясающей многовековой историей. Просто ее стерли в пыль жернова междоусобиц и ненависти. Я окунулась в изначальную красоту Афганистана и его традиции.

– Что ты думаешь о главных героинях? – с интересом спросил мистер Гордон.

– Главные героини – как будто только декорации к всеобщей картине ужасающего хаоса. Они второстепенны в этой истории, – я нервно теребила клочок тетрадного листа, ощущая во рту кисловатый привкус. – Главный герой романа – сам Афганистан. Непоколебимый, несокрушимый, никому не подвластный, очень колоритный. Когда-то сильная страна, однако на фоне массового террора и падения человеческих ценностей теперь бьющаяся в предсмертной агонии…

– Спасибо, – остановил меня словесник. – Как всегда, блестящий ответ. Сегодня мы начнем новую тему древнеегипетской литературы.

…О какой вообще литературе можно было думать, когда его взгляд в буквальном смысле прожигал во мне дырку? Я почти физически ощущала его на себе, словно потоки горячего дыхания, щекотавшие кожу. Илай сидел справа через ряд и по-прежнему пристально смотрел на меня. Из-под густых бровей меня буравили яркие глаза, и я не могла определенно сказать, были они зелеными или золотисто-медовыми. Его взгляд был гипнотически привлекательным и очень знакомым. Только я не могла понять, почему он кажется знакомым, ведь раньше мы не встречались? Если бы встречались – я бы обязательно запомнила.

Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?

(Библия, Ветхий завет, Книга притчей Соломоновых)

К концу учебного дня моя голова гудела от постоянных бессмысленных разговоров о новичке. На уроках, в столовой, на перерывах, в туалете – везде болтали только о нем. В нашем городке, с населением немного меньше десяти тысяч человек, прибытие новых людей всегда событие, но сейчас создалось впечатление, что приехал президент межгалактического союза. Следует заметить, что примерно кем-то таким он себя и ощущал, купаясь в восторге и восхищении. Я невольно выслушала десятки теорий, кто он, откуда и почему перевелся в эту школу.

Моника говорила, что он сын дипломата; девочки из параллельного класса шептались, что он норвежский принц, которого временно сослали сюда за плохое поведение; а кто-то утверждал, что перед нами – родственник нефтяного магната Роуни Хопкинса. Но все сходились в одном: он дьявольски красив, адски обаятелен и чертовски богат.