Современные люди, начавшие отход от религиозной традиции, все еще живут ее наследием. Ведь нормы поведения, негласные законы, регулирующие отношения людей друг с другом, восходят своими корнями к ней – к традиции религиозной.

Что происходит там, где начался полномасштабный отказ от нее? То же, что и там, где человек отказывается от своего позвоночника. Связки, мышцы, внутренние органы – все это обрушивается наземь и превращается в какую-то бесформенную массу. Нормы поведения, негласные законы, регулирующие деятельность человека, лишаются своего логического обоснования.

Наземь обрушиваются и попытки культуры ввести проблему употребления ПАВ в какое-то контролируемое русло. «Если мы с вами задумаемся, то поймем, что вся оценочная шкала “хорошо – плохо” задается в культуре ее традиционной религией. Поэтому, если “терпит провал многовековая религиозная традиция”, то терпит провал и культура в своей регулирующей деятельности по отношению человека к психоактивному веществу. Ведь регламентация отношения человека к психоактивному веществу основана на “писаных и неписаных законах, которые и представляют собой то, что мы называем традицией”»[158].

Отказ от традиции оборачивается крахом регламентации. То есть человек, отказавшийся от традиции, перестает понимать, что является допустимым, а что – нет. На эту тему у антрополога К. Лоренца есть замечательная фраза: «Подавление традиции может привести к тому, что все культурные нормы социального поведения могут угаснуть, как пламя свечи»[159].

Наличием традиции можно отчасти объяснить тот факт, что несмотря на тысячелетнее использование опиума, проблема наркозависимости не возникала в общепланетарном масштабе. Конечно, изобретение шприца и введение в медицинскую практику подкожных и внутривенных инъекций способствовало выдвижению наркотика на страницы мировой истории. И, безусловно, синтезирование более сильнодействующих препаратов сделало наркотик более привлекательным для потребителя.

Но нельзя забывать и другого.

Нельзя забывать того, что человечество от наркоэпидемии было защищено наличием механизмов, регулировавших отношения человека к психоактивному веществу. Опираясь на сформированную религией оценочную шкалу «хорошо – плохо», люди видели грань между допустимым и недопустимым.

Слом религиозного мировоззрения повлек за собой и слом оценочной шкалы. А за сломом оценочной шкалы последовал и слом механизмов регуляции человеческих взаимоотношений с ПАВ.

Отблеск этой мысли скользнул лучом и по статье Улькиной Т. И. «История опиумных препаратов и проблема возникновения наркомании». Несмотря на то, что человечество начало пользоваться продуктами опиума уже очень давно, автор не усматривала в медицинской литературе далеких от нас веков «опознавательных описаний возможной наркомании». В связи с этим она выдвинула предположение, что уровень «медицинских знаний того времени не позволял в полной мере осознать проблему наркомании». Но в то же время она отметила, что необходимо «также учитывать факторы религиозного и морально-этического порядка, которые регулировали взаимоотношение человека и наркотических препаратов»[160].

Устранение факторов, регулирующих это взаимоотношение, повлекло за собой катастрофическое последствие. Теперь невозможно дать внятные объяснения на вопрос: «Почему употреблять ПАВ – это плохо?».

Конечно, при колоссальном усилии можно что-то объяснить какому-то отдельно взятому наркозависимому человеку. Особенно тому, у которого от внутривенного введения «Коаксила» стала отгнивать нога. Здесь обнажившаяся от плоти кость является безусловным аргументом. И доктор, указывая на нее, может сказать: «Теперь-то ты понял?».