– Полная тишина, – Тимоти говорил за себя и Шпилера. – Джерри, драконы и Техас несовместимы!

– А вот у Ойгена несколько иные наблюдения, – ответил лорд. – Мистер Реннер?

– Не ждите от меня откровений вселенской важности, – сразу же заявил Ойген. Сделал паузу, слегка покраснел. Евангелина отметила, что он доселе не избавился от привычки смущаться по любому поводу. – Фафнир, если позволите так выразиться, жив и здоров – пока я был Хранителем клада, поневоле пришлось изучить привычки и особенности дракона, вернее Духа Разрушения, в те отдаленные времена воплотившегося в тело ящера… После истории на Рейне Фафнир, как всем известно, проснулся и начал снова набирать силу – я полагаю, для нового воплощения.

– Это что же, – перебил Робер, – проклятая скотина однажды снова получит телесный облик? Ойген, ты смеешься? Огнедышащий дракон в центре Парижа? Репортеры с ума сойдут от такой сенсации!

– Не знаю. Он может выбрать любую форму для воплощения. Человека, например… Многие чудовища древнегерманской мифологии носили оболочку, внешне сходную с людьми. Мать тролля Гренделя из «Саги о Беовульфе», к примеру. Да и сами драконы имели свойство иногда превращаться в людей.

– Постойте, – решительно сказал доктор. – Мифология – это прекрасно, но мы живем в цивилизованном двадцатом веке! Объясните мне природу Фафнира с научной точки зрения, помнится в прошлый раз мы так и не пришли к определенным выводам! Что оно такое? Неужели никто из вас не интересовался?

– Мы с Ойгеном интересовались, – сказал Джералд. – Современная физика однозначного ответа дать не может, а обращаться к мистикам и теоретикам в области эзотерики бессмысленно. Энергетический сгусток, магнетическая субстанция, обладающая разумом, свободой воли и частичной свободой действий – подойдет?

– Слишком расплывчато, – буркнул Монброн. – Ладно, оставим, все равно ничего толкового не придумаем. Так что же Фафнир? Где он сейчас?

– Представления не имею, – покачал головой Ойген. – Однако зимой мы вместе с сэром Джералдом провели небольшое статистическое исследование, на мысль навела страшная железнодорожная катастрофа в Дартмуре – погибли шестьдесят семь человек, возник пожар. Так вот, господа: с марта тысяча девятьсот двенадцатого года и по сей день количество всевозможных инцидентов с фатальными последствиями в Европе, САСШ и Канаде возросло примерно втрое по сравнению с первым десятилетием нынешнего века. Аварии на железных дорогах и фабриках, в Атлантике бесследно исчезли восемь крупнотоннажных судов, причем все они были оснащены радиотелеграфом Маркони…

– Промышленность активно развивается, техники все больше и больше, – справедливо заметил Шпилер. – Это же элементарно – чем сложнее система, тем больше вероятность ее саморазрушения!

– За десять лет на океанской трассе между Европой и восточным побережьем САСШ пропал только один корабль, – дополнил лорд. – «Гвинея» из Саутгемптона, причем семнадцать месяцев спустя обломки нашли на Ньюфаундленде и сделали вывод, что судно разбилось о скалы во время шторма и затонуло неподалеку от безлюдного берега… А после нашего путешествия на «Титанике» сгинули целых восемь кораблей, это подтверждает и издание «Регистра судоходства Ллойда». Далее: общая аварийность на железных дорогах возросла на тридцать семь процентов с учетом того, что протяженность путей за два года выросла всего на четыре с половиной процента. Катастроф на фабриках стало больше на четверть, причем речь идет не об изношенности оборудования, а о совершенно диких, невообразимых случайностях, которые не объяснишь ротозейством рабочих или техническими неисправностями!