Сазонов, как министр иностранных дел, заявил Думе, что историческая задача России заключается в протекторате над балканскими народами (также и неславянскими); воля Австрии и Германии не может быть законом для Европы.

Прекрасный был манифест к полякам (15 августа), и сами поляки приняли его с волнением и благодарностью. Позднее я узнал, что его писал Сазонов. Меня немного удивляло то, что хотя манифест был дан от имени царя, но подписан был лишь Николаем Николаевичем, точно так же как австрийский император говорил с поляками устами своего генералиссимуса. Очень скоро между поляками и русскими возобновилась старая вражда и не только по вине поляков. Царская Россия показывала шаг за шагом, что думает всерьез не о независимости Польши, а лишь об автономии; в конце концов Трепов это ясно заявил, а царь за ним повторил.

Военные манифесты Николая Николаевича мне не нравились, они были пышными и неясными: особенно его манифест к народам Австро-Венгрии. Скоро этот манифест начал ходить по рукам в различных вариациях: он был издан на девяти языках и особенно словацкий текст отличался от чешского и иных, в нем было особое и непосредственное обращение к словакам. Ходил по рукам также особый манифест к чешскому народу, но он мне казался подделкой, вышедшей из рук или наших людей или австрийской полиции: в русских собраниях документов и в газетах я его не нашел.

В речах депутатов в Думе говорилось о славянах очень мало: польский представитель говорил о славянах лишь затем, чтобы не говорить о русских. Милюков упомянул о борьбе против перевеса германцев над Европой и славянством.

Из всех этих официальных заявлений не мог я получить об официальной России иного мнения, чем то, какое имел ранее, благодаря своим изучениям и наблюдениям.

У нас сильно подымали настроение сообщения о «Дружине» в России и о царском обращении к нашим соотечественникам. Подробности не были известны, да и вообще серьезно не взвешивались русское и международное положение. Политическое давление со стороны Австрии и усталость от бессильного шатания перед венской тюремной решеткой усиливали то некритическое русофильство, которое ожидало спасения от великой России и убеждало, что для этого даже не нужно активного сопротивления («Русские с нами» и т. д.).

Примером того, насколько неясно русская печать писала о славянском вопросе, может служить «Русское Слово», доступное нам благодаря цитате в киевском «Чехословане». «Русское Слово» комментирует обращение Николая Николаевича к австрийским народам следующим образом: «Настает великий момент. Разноплеменные народы Австро-Венгрии призваны к новой жизни. Босния, Герцеговина, Далмация и Хорватия сольются с Сербией, Седмиградия (Трансильвания) и южная Буковина с Румынией, Истрия и южный Тироль с Италией. Более сложен вопрос о судьбе чехов-словенов, венгров и австрийских немцев. Нельзя ничего возразить против немецкой Австрии в ее этнографических границах, но недопустимо, чтобы этот немецкий край был присоединен к Германии, так как таким образом Германия вышла бы из войны более сильной, чем до нее. Независимая Австрия должна отделять Германию от Ближнего Востока. На пути к созданию независимого чешского государства лежит вопрос о выходе к морю, вопрос, который невозможно разрешить в этнографических и исторических границах чешской народности. Венгрия получит самостоятельность, и роковая ошибка 1849 года будет исправлена. При том, однако, Венгрия должна быть ограничена лишь территорией с венгерским населением».

Мне кажется, что статью русской газеты нет надобности объяснять – она полна неясности и туманности, главным образом в вопросах о судьбах нашего народа и Австрии, которая должна была отделить Германию от «Ближнего Востока»; пусть только читатель посмотрит на карту, представит себе подобную Австрию, и он убедится в русских неясностях в польском и чешском вопросах. То же самое можно сказать о словинцах и т. д. Более точна лишь сербская и румынская программы.