Нам известно о трех испытаниях Христа в пустыне. Но сколько в действительности претерпел Он за те сорок дней, когда постился там? Может быть, Он прошел все мыслимые проверки, которые суждено испытать человеку до открытия ему прямого общения с самим Творцом.

Хотя, конечно, сравнение с Христом – это, может быть, уже слишком! Но ведь Он сам говорил, что Его путь не закрыт и для всех людей.

Тут я начал размышлять о сорока днях как о мере времени, в которое человек проходит испытания. Но меня отвлек Стас, который громко спорил с Хозечем около дома.

Хозеч предлагал к автомобилю привязать двух лошадей и доказывал, что автомобиль вообще лучше оставить, а ехать на лошадях. Потому что до Лавены автомобиль не доедет, и вообще, машина – не подходящее средство передвижения. Когда Стас показал ему количество аппаратуры, которое мы планировали разместить на Лавене, Хозеч смирился, но все же непременно настаивал привязать к заднему бамперу имеющихся двух лошадей. В конце концов, Стас смирился и сам привязал удивленных лошадок к машине, однако не крепко, может быть с умыслом, что они отвяжутся; ему было жалко испортить автомобиль.

Решили до подножия горы довезти аппаратуру на машине, а дальше продвигаться на двух лошадях и перевезти аппаратуру за два-три рейса. Техники было, действительно, немало: оптическая, фотокамеры, магнитометры, спутниковые многочастотные зонды, радиационные приборы, эхолот, куча баночек и колбочек нашего Алексея Васильевича и какие-то его самодельные приборы. Плюс ко всему палатки, питание на пять дней и теплые вещи… Набиралось порядочно.

К обеду приехал Стоянов. Он был крайне раздосадован, черные кудри были взлохмачены, а весь вид говорил, что он с трудом преодолел дорогу. Рассказал нам, что ему удалось благополучно переправить жену и детей к родственникам в Болгарию, и теперь он спокоен. Младко в нашей группе отвечал за фото– и киносъемку. Был он обычно весел и дружелюбен, любил пение и всякий фольклор, который знал в нескончаемом количестве. Но в этот раз был удручен и хмур, одним словом война.

Вечером оборудование было проверено и упаковано в машину. Лечь спать решили пораньше, чтобы в четыре утра тронуться в путь.

Дорога до предгорья была обыкновенная, если не считать того необъяснимого психологического давления, которое испытывал каждый из нас и о котором я уже говорил. Всех трудней, похоже, пришлось Стасу. У него по дороге началось столь сильное головокружение, что ему пришлось неоднократно останавливаться на несколько минут, чтобы придти в себя.

Анна была замкнута и терпела нападки «приставленных» с достоинством, не показывая вида. Шеф занимался какой-то писаниной, таблицами статистик и метеосводок; он научился преодолевать трудности, углубившись в работу. И чем ему было тяжелее, тем он казался спокойней и невозмутимей. Младко, вероятно, свое получил еще по дороге сюда, а может быть, тоже боролся втихомолку.

Один я опять ехал с легкостью и не испытывал ни страха, ни других каких-либо искушений.

Только при подъезде к Лавене справа от нас на несколько минут зажглась шаровая молния или что-то схожее, сопроводила машину метров сто, а потом пропала.

В 20 часов вечера мы были на месте, разгрузились и переправили на лошадях в две ходки оборудование. Когда разместились на небольшой площадке перед вершиной, было уже 23-30, стемнело, над нами раскрылось безоблачное звездное небо.

Зуммер «аномалки» – как мы называли прибор, изобретенный нашим «ученым мужем», – изредка оживал, но потом стихал. Счетчик радиации показывал нормальный для этой местности фон. Инфракрасное наблюдение ничего особого не показывало. Мы спокойно приготовились к работе. По замыслу на точке мы должны были находиться несколько суток, но это приблизительно, на самом деле – как получится. Опыт показывал, что четкие планы исследований чаще или сдвигались, или получали какое-то новое развитие.