«Отпустишь в небо и станет она прежней», – напутствовала Мора, напитавшись его именем Мора стала сытой и сговорчивой. Он подождал пока Мора уснёт, а после отрубил ей голову и выпил её кровь, в надежде возвратить имя, но имя не вернулось. И стал он просто Змий.

Он вышел из тумана Кромки не тем, кем вошёл. Да и к тому же, он заблудился и попал не в Брумвальдский дворец к богам-правителям, коим хотел вручить луну. Боги-правители щедро бы наградили Змия за это и повесили бы луну обратно на небо. Он вышел в город и город тот был раем. Он шёл и смотрел, и сердце его, напитанное кровью Моры, стало черным-черно от зависти. Боги жили лучше людей. Боги уносили себе все богатства людей. Боги не знали болезней, старости и нищеты, и уходили в края Моры, когда сами того желали. Змий понял, что не вернёт луну богам. Он пересёк Кромку и оказался в родной деревне. Он собрал вокруг себя верных товарищей и каждому в кубок плеснул крови Моры, а каждый кто выпил – стал драконом под стать ему. Назвал он своих воинов ревилами, и были они чародеями силы невиданной, силы равной богам. Собрал Змий войско и не было войску числа, и не знало оно пощады. И выгнали они детей Рьялы из Брумвальдского дворца.

Из луны Змий выплавил корону и нарёк себя царем.

***

В зале как всегда шумно и как всегда воняет. Мне сделалось дурно, захотелось ухватиться за стену, тоже грязную, тоже липкую – ближе к вечеру тут все становиться грязным, шумным и липким. Захотелось ухватиться и сползти. Но я сглотнула и потащилась дальше через зал, прилепив ко рту туповатую улыбку.

«Две кружки тёмного, сосиски…» – черкнул карандаш. Будет готово через пятнадцать минут, улыбнуться и исчезнуть, улыбаюсь и исчезаю. На кухне тоже шумно и тоже воняет: всё скворчит, дымит, сбегает. Сосиски, жаркое, три порции, омлет. И снова в зал, через бар, от бара к столикам, обратно.

Лорри, вытри четвёртый! Я поплелась за шваброй и к четвертому. Там кто-то наблевал.

У стойки меня схватили за руку. Зютова срань! Можно мне хоть одну нормальную смену? Я повернулась. Готова врезать шваброй.

– Девушка, – сказали мне и руку выпустили, уже что-то, – простите, – добавили совсем тихо. За стойкой молодой мужчина, нет, он не хотел меня лапать, он выглядит так, будто сейчас рухнет с высокого стула. Весь чёрный, сутулый, но в смысле не темнокожий, кожа у него, напротив, бледная-бледная. Это чары. Чары плотные, затхлые, гадкие. Сам воздух вокруг него сделался темным и зловонным. Пахло тухлятиной. – У вас есть алаксис?

– Что простите?

Он обратился ко мне на вы. Из знатных. Точно из знатных. Маг, иначе бы такое к нему не прилипло, и вежлив.

– Нарзан. То есть минеральная вода. Простите. Забылся.

– Есть. Я принесу обезболивающее.

– Спасибо.

– Только отнесу это, – я потрясла шваброй, – я быстро.

Куда я спешу? Я скинула швабру в подсобку, блокнот с не разнесенными заказами камнем упал в карман. Я взлетела к себе, вытряхнула обезболивающее, как раз осталась плашечка. Ну и не дура? Назад уже спускалась медленнее, проскользнула к холодильникам за минералкой, только б Чёрив не поймал. А холодильник, как назло, так хлопнул громко! Зараза. Поварёнок в чепчике испуганно зыркнула на мне. «Мне надо», – шикнула я, а потом открыла ещё раз, но морозильное. Голыми пальцами наломала льда в платок. Я отдам ему мой платок? Отдам, чёрт с ним с платком. Только б не сдох он там за стойкой. Боже Светозарный! Ну что за дерьмо?

Мужик за стойкой не сдох. Мужик за стойкой – молодец. Я выгрузила перед ним свой спасательный набор: литровую бутылку, стакан, ледяной компресс и обезболивающее. Чары это не разгонит, но поможет хоть немного прийти в себя. Чем мы слабее, тем больней нас кусают.