– Тогда я сбегаю, а потом вечером всем расскажу на нашем месте! – сказал мне мой друг и, не дождавшись моего ответа, стартанул в сторону клуба.

Я стояла на прежнем месте и теперь уже смотрела, как он выполнит свою миссию. Мне тоже очень хотелось побежать вслед за ним, и я уже почти решилась, но меня остановил мой внутренний голос. Он мне говорил, что мама меня там увидит и будет недовольна, что я ослушалась. Война войной, а слушаться маму всегда нужно. Теперь детские забавы я должна оставить позади.

И в этот момент, когда я думала о своем, я увидела, как из дверей клуба вышел наш председатель. Ему было лет сорок пять, но уже седина покрывала половину его головы. Он был добрым, широкой души человеком, так говорил мой папа. Но сейчас он выглядел иначе. Он был растерян, было видно, он старался держаться спокойно. «Если уж он растерян, значит, ничего хорошего не будет», – подумала я. В руках у него был листок бумаги. Вся толпа, увидев его, обернулась к нему. Все замолкли, сразу стало так тихо и мне стало как-то неуютно, какая-то громкая тишина. Он сказал вот, что:

– Односельчане! Друзья мои! Страшная весть пришла сегодня! По всей стране объявлена война. Отныне и пока не закончится война, мы должны быть сильными и храбрыми и помогать друг другу! Все учреждения будут отводиться под военные нужды, все производство будет направлено на победу!

Казалось, что его слышно и за пределами нашей деревни. Его слова пронзили всех и каждого, долетели до небес и обошли всю землю. Все смотрели на него, не сводя глаз, и я смотрела, боялась даже моргнуть, чтобы не пропустить ни одного слова из его уст.

– А когда призовут на фронт? И кого? – выкрикнул из толпы первый робкий голос женщины. «Да! Да! Когда? Кого?» – сразу вся толпа поддержала и повторила хором. И понеслось волнение в толпе. Я такого еще не видела! Я стояла и не могла пошевелиться!

Председатель взглянул на всех. Он понимал всю неизбежность своих слов, но так хотел подольше потянуть эту тишину, ведь о тишине теперь можно будет только мечтать. В его глазах читался страх, теперь и мне стало так же страшно, как и ему.

– Все здоровые мужчины от 18 до 50 лет будут призваны в скором времени. Призывные листы придут в сельсовет. – Выдохнул он.

И в один миг тишина разбилась. В воздухе поднялся страшный вой. Все женщины, прижав руками лица, как раненые волчицы, начали плакать и кричать. Мужчины стояли, стойко все приняв, но что творилось у них внутри, знают только они.

Вдруг меня пронзила молния, я осознала страшное! Я испугалась как никогда! Моего папу тоже заберут на фронт?! В ушах звенело, я не могла вспомнить год рождения папы. Думай же, думай, он сказал до 50. Я так была погружена в эти мысли, что не увидела, как подошла моя мама. Она нежно и тихо положила свои руки мне на плечи и посмотрела на меня. Она ничего не сказала, просто смотрела, а я смотрела на нее. Мне показалось, она постарела за эти минуты, пока ее не было. Ее лицо было грустным, я никогда ее такой не видела прежде!

– Мама. Что же будет? – спросила я ее тихо.

– Не знаю, но мы будем храбрыми, ведь правда? – она слабо улыбнулась мне и обняла меня. В ее объятиях я бы провела все время, только так мне было спокойно и нестрашно. Я ее обняла так крепко, как могла, и не хотела отпускать.

– Мама, а папу заберут?

– Думаю, да, – ответила она мне. И от ее ответа я заплакала. Мои слезы текли, как водопады, и я не могла их остановить. Я хотела быть сильной, но не думать о папе я не могла.

Июнь 1941 г.

Привет, дневник мой! В тот день, когда все объявили, было очень тяжело дома. И я вечером ушла погулять и встретиться с друзьями. У нас было секретное место, и я знала, что все дети там соберутся. Я отпросилась у мамы, она разрешила только ненадолго. Выйдя из дома, я побежала вдоль улицы, завернула в переулок, бежала еще метров двадцать до забора. В заборе была дырка, проскользнув в дырку, я оказалась на берегу речки. Добежав до мостика, я увидела мальчишек и девчонок.