Однорукий пришел в себя и вновь ощутил дрожь в правой руке. Сжав кулак, поджимая нижнюю губу верхними зубами, он вновь попытался успокоить себя.

– Боже, – выдохнул хмурый. – Опять… – расслабляя руку, он глубоко вдохнул. – Это всё не по-настоящему! Это всё в моей голове! Сколько это будет ещё продолжаться?

Приподняв голову, гражданин бросил взгляд на исповедальню.

– Господи, – резко задирая голову к верху. – Прости меня, я не ведаю, что творю, – склонившись. – Пора, – пробормотав, незнакомец направился к дверце кабинки.

Отворяя её, он заметил, что рука его стала трястись ещё сильнее. Дыхание участилось, а потом и сердечный ритм. Сердце всё отчётливее и отчётливее стало отдавать низкими импульсами в его голове. Ноги затряслись, ему было страшно. Внезапно хмурый ощутил головокружение, и чувство тревоги подобно удару барабана, забила тревогу в его ушах. Он хотел закричать, но вместо этого плюхнулся на сиденье исповедальни и начал плакать.

– Чёрт! – сморщив лицо. – Нужно успокоиться. Успокоиться! – сказал он про себя. – Скоро всё закончится. Скоро!

Мужчина тяжело вздохнул, после чего вытащил из внутреннего кармана чёрный матерчатый сверток ткани. Дрожащими руками он обхватил его, а после обратно убрал.

– Скоро, уже совсем скоро, – дрожащим голосом. – Я не должен на это реагировать. Это всё не взаправду!

В дальней части центральной базилики собора, перекладывая свечи и библии, одновременно любезничая с пожилыми прихожанками, стоял молодой священнослужитель Морель. После всенощного бдения4, уставший и немного сонливый, мужчина заметил, как посетитель зашёл в исповедальню. И, вежливо распрощавшись, молодой служитель Господа направился к соседней кабинки. Перекрестившись, он вошёл внутрь и приоткрыл окошко.

В свете узорчатой сетки показалось лицо священника.

– С чем пожаловал, сын мой? – прозвучал приятный и спокойный голос мужчины. – С покаянием или в совете нуждаешься?

– Святой отец, – сказал гражданин, закрыв глаза, голос его дрожал. – Благословите меня, ибо… – вздыхая, – …я… я согрешил, – вновь вздыхая, голос его продолжал дрожать. – Я пришёл сюда, ибо тут даровано спасение. Господи, мне страшно. Мне очень страшно!

Внезапно ноги брюнета затряслись. Глаза, под закрытыми веками, не прекращая, судорожно подергиваясь, метались из стороны в сторону. И он опять потянул воздух хриплым носом.

– Не бойся, с тобой спасения, здесь я сын мой, – вновь приятным и добрым голосом. – Запомни главную истину: „Спасение в нас самих!“. А теперь успокойся и продолжай. Поведай мне о своих страхах и переживаниях. Отпусти их.

Священнослужитель продолжал говорить спокойно, почти монотонно. Хмурый ощутил спокойствие и опять закрыл глаза. Дрожь отпустила его, но не до конца. Пальцы ног ещё судорожно подергивались в его туфлях.

– Я хочу исповедаться, – выдохнул незнакомец. – Я хочу исповедаться Вам, святой отец. Ибо Вы поймете.

– Ну, вот видишь, это не так сложно. Конечно, пойму. И поймёт тебя Господь. Говори, он слушает.

– Вы должны понять! – резко открыв глаза. – А может, и нет. Может всё это напрасно. Но, я хочу, Господи!

– Я слушаю, – с почтением произнес священнослужитель. – Я слушаю, сын мой. Не бойся, поведай Господу о проблемах своих. Излей душу, он выслушает тебя, ибо здесь его храм. Говори, не бойся.

Хмурый брюнет выдохнул и вновь закрыл глаза. Одной рукой он полез во внутренний карман, ещё раз посмотреть на металлическую коробку, неохотно открывая глаза. Прогоняя какие-то мысли, подергивая нижней губой, будто что-то проговаривая, он нажал какую-то кнопку. На экране загорелся красный циферблат. С дрожащим дыханием хмурый брюнет скрыл прибор под плащом, складывая руки в ладони.