Я проснулся от невыносимой боли в сведенной ноге. Пытка какая-то, честное слово. Пальцы скрючило и никаких сил не хватает распрямить обратно. Кажется, будто в ступню через пятку вставили стальной прут и теперь проворачивают туда-сюда. Пришлось схватиться обеими руками за ногу и с ожесточением тереть её. Ну вот, немного отпустило. Сел, огляделся. Что за ерунда? Деревянная полка, облупившиеся стены без окна и массивная железная дверь, всё это отвратительно густого зеленого цвета. В довесок ко всему, жуткая вонь от грязной кучи какого-то рванья на полу. Куча пошевелилась и смачно захрапела.

События прошедшей ночи плохо восстанавливались в голове. Отлично помню ресторан, Семёныча, мерзкое пиво. Помню, как вышел на Садовую, как подошёл к подъезду. А дальше – пустота. Голова трещит, словно с дикого похмелья. Вроде не так много и выпил. Еще болит лоб и под правым глазом. Я ощупал голову – ну точно, шишка. А под глазом фонарь, надо думать. Похлопав себя по карманам, обнаружил пропажу телефона, документов, денег. Может мне дали по голове и обокрали? Тогда где я? На больницу не похоже, скорее на СИЗО. Долго гадать, что произошло и где я нахожусь не пришлось. Загремел ключами и отпер дверь молодой лопоухий сержант, в мешковатой форме на пару размеров больше нужной.

– Мальцев, на выход!

– Куда?

– Рот заткни! На выход, значит – на выход. Вопросы здесь будут задавать тебе. – Несмотря на молодость, хамил полицейский, уже вкусивший безнаказанной власти. – Руки за спину, лицом к стене!

Щелкнули наручники, загремели ключи. Сержант запирал-отпирал двери, ведя меня по слабоосвещенному узкому коридору. Кажется, страх и ненависть за многие годы впитались в эти стены и теперь вместе с низким потолком давят на плечи. Тягостное безмолвие коридора нарушается только лязганьем засовов, да звуками шагов арестованных и конвоиров.

Сержант отворил очередную массивную дверь и пропустил меня в комнату без окон, зато с невероятно скромной обстановкой – стол и два стула. Одно хорошо: уходя, он забрал с собой наручники, уже успевшие содрать кожу на запястьях. Сел на один из стульев, потёр ссадины. Ждать пришлось долго и я, от нечего делать, принялся внимательно разглядывать комнату. Здесь тоже всё выкрашено в мерзко-зелёный. Ремонта не было давненько. На стенах краска потрескалась и кое-где отвалилась. На потолке влажные разводы и свисающая бахромой побелка. Линолеум на полу настолько затёрт, зашаркан, что невозможно определить его первоначальный цвет и узор. Затхлый запах нежилого подземелья замечательно дополняет картину. Именно так я себе и представлял какую-нибудь допросную по фильмам и книгам.

Дверь, противно заскрипев, лязгнула и впустила мужчину невысокого роста, худощавого, одетого в хорошо сидящий на нём тёмно-серый костюм. Я подскочил со стула, не зная, как положено вести себя на допросе. Мужчина стремительно пересёк комнату, бросил на стол тощую картонную папку на верёвочных завязках и указал мне на стул:

– Садитесь, Мальцев. – Голос оказался ниже, чем можно было ожидать от человека такой скромной комплекции. – Олег Антонович Юревич. Ваше дело буду расследовать я.

Он в упор уставился на меня, сведя брови. Весь лоб его избороздили глубокие морщины.

– Олег Антонович, я ничего не понимаю. Почему я здесь оказался? Какое такое дело? Я вообще не помню…

Следователь прервал меня, резко махнув рукой. Дернул верёвки, распахнул папочку с моей фамилией на обложке и разложил на столе несколько фотографий. Молча подвинул их ко мне. Несколько секунд я не мог осознать, что там снято, а потом меня словно хватили дубиной по темечку, вспомнилось всё сразу. Я застонал и схватился за голову.