«Бью все ваши ставки!», – вырвавшись прямо к лоту и к аукционисту, попутно вырывая молоток у него, как гром среди ясного неба обрушиваешь ты эту новость на дремлющие головы заседающей на председательских местах аукциона комиссии. Отчего в этом жюри происходят не предвиденные никак мероприятия, связанные с твоим столь напористым в их сторону появлением. Ведь все уже приготовились пройти к столу отобедать после так блестяще проведённого аукциона, – сэр Болиндброк, как всегда блестяще провёл аукцион, сэр Мальборо не меньше вашего отметился в своём благородстве, уступив вашему сиятельству канделябр её величества, а его высочество в очередной раз затмил всех своей непоколебимой тягой к милости к своим подданным, – и осталось только зафиксировать всё это третьим ударом молотка, объявляющим, что последний лот благотворительного аукциона, картина Малевича-некст, ожидаемо перешёл в руки принца Феодосия за символическую сумму, которую он не поскупился отдать на нужды в них нуждающихся дельфинов (в этом есть некий символизм и гротеск Анатоля Франса), как перед всеми ты заявляешься и нарушаешь для всех столь привычный порядок жизни.

И весь до единого попечительский совет этого аукциона от такой своей растерянности перед лицом самого неожиданного толка непредвиденных обстоятельств, начинает уподобляться разжижжёной массе, растекаясь на своих стульях и выпадая в отдельных случаях, связанных с сэром Болинброком, в креативность своего мышления, роняя себя сразу под стол. И единственный, кто проявляет выдержку, то это принц Феодосий, застопорившийся в одном положении по одной лишь причине. Он тебя узнал и от нервного испуга застыл в умственном ступоре, в таком состоянии не имея никакой возможности перебить твою ставку.

А тебе этого только и нужно было. И ты, беспардонно и что-то в этом есть унизительное, тыча в лица всех этих достопочтенных лиц молотком аукционщика, как бы подспудно у них интересуешься: «Есть ли среди вас смельчак, кто бросит мне вызов?», добавляя при этом нескрытую угрозу: «Только не забывайте, что молоток в моих руках и я им умею как надо пользоваться». И естественно и благоразумно, что все эти лица из попечительского совета этого благотворительного мероприятия, решили с тобой не пререкаться и не портить тебе настроение. И даже единственный, кто мог тебе потенциально бросить вызов, принц Феодосий, и тот счёл, что всё того не стоит и он лучше помолчит в тряпочку, как ты ему порекомендовал это сделать, сунув кулак под нос.

– Ну а раз никто меня тут не урезонит, то картина моя. – Заявляешь ты, и жутким гулом удара молотка ставишь точку в этом аукционе, погружая в собственное окисление всю председательскую комиссию.

– И как теперь я понимаю, то ты был не забыт. – Без особого восторга и оптимистического настроя делает итоговый вывод Марфа Андреевна. И Терентий, что для него удивительно, вынужден с ней согласится. Правда, не без свойственного ему сумасбродного замечания. – Так что думаешь, и картину заберут?

– Боже ты мой! Нашёл о чём думать. – В сердцах выплеснула всё это Марфа Андреевна и бросилась на второй этаж, подальше от этого особого мышления Терентия. Кто всё равно ей вслед решит подумать, что она бросилась бежать не от него, а проверить, на месте ли злополучная картина, и заодно укорить её в том, что она так о нём недальновидно судит.

– Можешь не беспокоиться за картину, я её успел перепрятать. А вот куда? А ты подумай. – Расплывшись от осознания своей ловкости, Терентий многозначительно посмотрел куда-то сквозь спину Марфы Андреевны, не на радуясь теми заголовками газет, которые вышли по информационным следам этого злополучного для Феодосия вечера.