– Самоубийство Большого связано со смертью Атамана? Я сейчас говорю о его физиологической смерти, про то, что Атаман «жив в ваших сердцах» и так далее, я уже понял.

– А вы интересный собеседник. И все бы вам вывернуть факты наизнанку, да чтобы побольше грязи. Какое отношение самоубийство никому не интересного маленького человека может иметь к вечной памяти Атамана? Ведь вы даже понятия не имеете, о чем сейчас пытаетесь рассуждать! Большой – это планктон, микроорганизм, каких много, а Атаман – это человек мысли и дела, это деятель, каких мало в наше время. Да быть может, он был такой один! Но он остается в своих делах и мыслях близких ему людей. Его философия уникальна, она подкупает своей простотой и покоряет сердце своей истиной, не той субъективной правдой, которая у всех своя, а той объективной истиной, которая едина!

– Время нашего интервью закончилось, сожалею, что не смог в полной мере уделить внимание философским воззрениям Атамана и раскрыть тему его исключительного значения в современном обществе.

– Душевные терзания, депрессии, в нашем обществе их становится все больше. Стрессы!

– До свидания.

Интервью 5: Апостол

– Могло ли внешнее информационное давление послужить тем толчком, в результате которого Атаман принял решение уйти из жизни?

– Нет. У Атамана был иммунитет к информационному шуму. Все эти сплетни и дрязги вокруг его персоны его совершенно не волновали, собака лает – ветер носит. Мало ли завистливых людей, сжираемых своей же гордыней. Никакого давления не было. Кишка тонка надавить на Атамана. Но самоубийство было, он устал, он сделал все, что хотел, а когда больше нечего хотеть, зачем жить…

– Атаман делился с вами мыслями о суициде или каким-то образом намекал на свое решение?

– Нет. И с чего бы? Я не был его исповедником, зачем ему делиться со мной такими мыслями? Хоть я и понимал его лучше других, всех этих пиявок, но я не смог понять, что время пришло именно сейчас, не смог вовремя остановить. Это моя вина, я должен был почувствовать! Знаете, Атаман был невероятно сильный человек, находясь рядом с ним, ты всегда чувствуешь себя немного не в своей тарелке, как будто он насквозь видит твое нутро и наперечет знает все твои прегрешения. Человек несгибаемой воли! Вот это меня и подвело. Настолько свыкся с его силой, что даже мысли не допускал о возможной, пусть минутной, слабости. Впрочем, это и не слабость. Усталость. Больше нечего хотеть…

– Кто-то из ближайшего окружения мог подтолкнуть Атамана к этому решению? Целенаправленно или без прямого умысла?

– Что вы, эти крысы лишь марионетки в руках кукловода. Атаман – кукловод. Разве будет мастер слушать шуршание своих кукол? Нет, нет и нет! Полная чушь! Никто, слышите, никто не мог повлиять на его решение. И никому не понять истинного смысла его поступка. Не все понимали его слова, но все следовали его воле, а понять этот поступок не по силам никому, однако воля его продолжает управлять марионетками. Все идет так, как он задумал, как спланировал.

– И вы не в силах понять?

– Я же говорю, никто! Я лишь могу предполагать. Куда мне до него, еще расти и расти. Я помню его первое «выступление» в баре у дяди Саши, я его тогда совсем не знал, да и никто не знал. А он говорил, говорил уверенно и безапелляционно. И все слушали. Никто не перебивал, даже вечная заноза Расписной молчал в тряпочку. Атаман говорил, а у всех, кто был тогда в баре, что-то менялось внутри, у каждого свое, но этот внутренний червяк начал грызть наше нутро, и мы уже не могли отвести глаз от Атамана. Оратор с большой буквы! Он в каждом задел что-то такое, из-за чего хотелось закричать: «Да, вашу мать, к чертям собачьим этот гнилой мир шутов». Вот после этого «выступления» Атаман и стал Атаманом. Мы были готовы идти за ним, и он нас повел. Теперь мы, бывшая шантрапа без мечты и амбиций, стали уважаемыми людьми, цвет Города, каждый чем-то руководит, кем-то управляет. И Атаман знал, что так будет! С самого начала знал. Знал, что мы отдадим ему души и что мы не пожалеем об этом. Стратег, что тут скажешь. А позже, когда я по каким-то делам был у него и рядом не было ни Катрин, ни Большого, ни Кипиша, я как-то обратил внимание на его библиотеку. Куча книг, как будто беспорядочно разбросаны, но, я вас уверяю, в этом был свой порядок! Мы беседовали, и я между делом пролистывал то одну, то другую книгу, и все они были исписаны какими-то заметками, в каждой были свои закладки. Атаман улыбался, он наблюдал мою реакцию и совершенно не мешал моим выводам. Он не стеснялся и не скрывал того, что я нашел. Это было в порядке вещей, и даже какая-то его гордость, что ли. Он гордился мной – я смог найти, я смог понять!