То к тебе по заветнейшим вехам
С кровоточащим горем шла Русь.
Русь искала в тебе исцеленья
Древней вере, пошедшей на слом:
Полыхнуло в твой дом, как огнём.
Русских судеб тогда потрясеньем.
Как спасенье души, как тропарь
Всех молящихся искренне, нежно,
Как праматерь, как свет и надежда,
Югославия, ты наш – алтарь.
Наитие
К истокам дел всех обратится память,
Когда в ладони землю взяв свои,
Вдруг ощутишь: кровь тёплыми рывками
Отяжелело вздрагивает в них.
Всё, что нас угнетало непомерно,
Отходит вдруг, как суетная блажь.
И суеверных наваждений скверна,
И на пути обманчивый мираж…
Как дальним гулом перекатных бродов,
Исконное нахлынуть норовит,
С воскресшей болью материнских родов,
Рассеянной с младенчества в крови.
Ты чутко слышишь голос этой боли,
Способной слабость духа укрепить,
Чтоб вдруг в постигшем ненароком бое
Не мог от своей правды отступить.
Той, что в печали не стяжает славы
И не приемлет помощи от лжи,
Отсутствующей разве у лукавых,
Да тех, кто всюду сеет мятежи.
И свет добра, и тени преисподней
Всё чётко закодировала кровь,
Чтоб нужное, не забывая, помнить,
Не полагаясь на надёжность слов.
Мы чувствовать всегда должны событья –
Несут они нам пользу или вред –
Пусть бьёт родник природного наитья,
Чтоб ломкий мост надежды одолеть.
Язычество
Ещё в кострах языческих стихий
Не заронился дух противоречий,
И далеко ещё горели свечи
В дни христианских строгих литургий.
Но самоисцеляющейся вере
Жить оставалось лишь недолгий век,
И внукам внуков византийский грек
Уж на исходе века нашей эры
Предложит мудрость от иных начал –
От осознанья триединства Бога,
Чтоб духа окоём не измельчал,
А мысли не сжигала бы тревога.
Предложит веру с символом креста,
Суровый аскетизм во искупленье
И перед ликом жертвенным Христа
В молитве преклонённые колени.
Весь облик мира обратится к нам
С иной совсем системой мирозданья,
И мы войдём с молитвой в новый храм
Познать душой святое ликованье…
Пока ж ещё высокие огни
По праздникам горели над холмами,
Чтоб дух гордыни, не развившись, ник
Под действием духовного цунами.
О, сам он, этот жертвенный огонь
Был искрой неба – высшего из духов,
Предтечей и прообразом икон,
И оттого в людской душе не тух он.
Власть суеверий сдерживала плоть
От посягательств на чужое право
И становилось принципами нрава,
Когда открылся разуму Господь.
Всё по законам её связей жило
И шло по трудным перевалам лет.
Язычество – духовный первоцвет,
Блуждающий ещё по нашим жилам.
Тщета
Вдруг кажется, что мир наш – просто свалка,
Спешащая всё под собою скрыть,
А времени безудержная прялка
Прядёт чужих желаний злую нить.
Дни уплывают по законам грубым
В небытия разверзшийся провал.
К какой же цели мы несёмся, люди,
Сбивая с ног друг друга наповал?
Какие силы правят этим бегом
И доверять им можно ли вполне?
Безмолвствует, увы, над нами небо.
Кто ж нам ответит за самих извне?
Природы суть для мысли непролазна,
Зачем ей целью быть дробовика?
Людская ж добродетель в миг соблазна
Бывает не особенно крепка.
Жизнь – торжество то мудрости, то вздора,
И человечество то празднует успех.
То погружается, увы, на дно позора,
Когда без меры тяжелеет грех.
Так соберись же в мыслях на мгновенье,
Понять причину беспричинных бед…
И острый взгляд поймает в исступленье
Всю тщетность самых искренних надежд.
Луга в цвету
К душе весенний перелом
Уже крадётся в конце марта.
И хоть не скоро первый гром,
Но чувства, полные азарта,
Уже – на стартовой черте,
Совсем, как взнузданные кони.
И долго ль сдержишь их в узде,
Когда их зов природный гонит
В луга, где запахи весны
Дурманят дух теплом и светом,
Где мысль и плоть твои вольны
И благодарствуют за это.
Туда, где зимняя печаль
С душой весны несовместимы: