Мои наблюдения за полицейским, которого я мысленно окрестил карпом за пухлые губы, неожиданно прервались сильным порывом ветра, от которого я мгновенно продрог. Буквально за несколько секунд пальцы на ногах онемели, а пустота в ботинках, где они раньше находились, теперь нестерпимо загудела. Свитер, так и не успевший высохнуть после вчерашнего дождя, заледенел и сковывал движения. Руки непроизвольно скрутились в узел на животе и застыли в попытке сохранить остатки тепла. С каждым выдохом я выпускал огромное облако пара, которое разбивалось об решётку, обволакивая ржавые прутья. Мороз приковал меня к стулу, окутав дрожащее тело полусном. Лень смотреть – глазам лучше побыть закрытыми. Лень вдвигаться – лучше не растрачивать тепло попусту. Лень, лень, лень… Я чувствовал, что замерзаю, но поверить в это не мог. В конце концов, когда люди замерзали в помещении на глазах у полицейских?! Я лично таких случаев не помню.

Краем глаза я заметил, как в камере кто-то из задержанных сильно наклонился вперёд и упал на пол. Его левая рука неестественно выгнулась: ладонь намертво прилипла к металлическому краю скамьи. Остальные задержанные сбились в кучу, пытаясь сохранить общее тепло. Один из них решился закричать, но тут же закашлялся и упал на колени. В кармане завибрировал телефон. Собрав все оставшиеся силы, я достал его и прежде, чем он выключился от мороза, на экране мелькнуло сообщение:

У.бегай!

Только сейчас я почувствовал, что серебряная цепочка на шее обжигала кожу, а ключ в кармане больно вгрызался в бедро. Страх и непонимание происходящего выдавили в густую от холода кровь немного адреналина, которого хватило на то, чтобы я смог прогнать сон и оторваться от стула. Все металлические двери в участке начали покрываться плотным ледяным пухом. Легкие неприятно покалывало, я попытался вдохнуть, что-то лопнуло во рту, как детская петарда, потом ещё и ещё, пошла кровь. Слюна замерзла и стала вязкой. Я прикрыл рот рукой и моментально сросся краем свитера с окровавленными губами.

Очертания крестика на моей груди пробились сквозь свитер снопом тонких белых игл. Решётка камеры, клетка у входа – все начало превращаться в сплошную белую стену. Полицейские ломали дверь «дежурки» изнутри, но застывший намертво замок не поддавался, с экрана маленького телевизора их подначивали громогласные голоса комиков.

Когда я проходил мимо, экран телевизора потух, один полицейский рухнул на пол, другой судорожно давил на кнопку пьеза-зажигалки в попытке поджечь лист бумаги, но огонь никак не выходил. Карп попытался связаться с кем-то по телефону и поднёс ко рту телефонную трубку проводного аппарата. Пластик лопнул, порезав его пухлую нижнюю губу, из которой почему-то не пролилось ни капли крови. Он обречённо опустился в кресло прежде, чем витиеватые морозные узоры на толстом стекле скрыли его от моих глаз. Аквариум полностью замёрз.

Я сделал несколько несмелых шагов вглубь участка и попытался дёрнуть ручку дежурной комнаты, но она отвалилась и исчезла в толстом слое рыхлого снега. Тогда я обернулся и прежде, чем погасли лампы освещения, заметил, что снежные узоры на стенах в конце коридора были куда меньше тех, что были у самого входа. Там же находилось помещение туалета, я знал это совершенно точно. Собравшись с силами, я слегка выпятил локти, чтобы не нарваться на неожиданное препятствие, и оттолкнулся от двери дежурной комнаты. Отмерзшие ступни подворачивались, мороз пробирался под брюки и шилом колол напряжённые мышцы. Прошло не меньше десяти минут прежде, чем я преодолел жалкие двадцать метров узкого коридора. Тело бешено вибрировало и было настолько напряжено, что позвоночник был готов вот-вот переломиться пополам. Добравшись до узкой двери туалета в самом конце коридора, я толкнул её плечом и ввалился внутрь. В помещении было тепло, спертый воздух смешался с запахом хлорки и застоявшейся мочи. Захлопнув за собой дверь, я сделал несколько глубоких вдохов мерзкого теплого воздуха, выдавил плечом окно, заклеенное плёнкой, имитирующей мрамор, и вывалился наружу, приземлившись лицом в лужу, полную грязи и песка.