– На него можно положиться, – Сэл вдруг стал гораздо серьёзнее, – он понимает гораздо больше других, хоть и не гений мысли, так скажем, но знает, насколько важны эти документы. Плюс я единственный умею читать мысли в этой Максиме, так что переживать не о чем.

– Хорошо, если так.

Дженис наконец открыла контейнеры, которые для неё взял Сэл и спокойно смогла поесть. Еда выглядела не особо приятно: это была какая-то розоватая кашица с сомнительными добавками. Но ничего другого всё равно не было, плюс, на вкус она была гораздо лучше, чем на вид. После этого она присоединилась к коллеге, чтобы помочь расставить все документы на свои места. Это занятие затянулось до обеда и когда все лишние бумаги были сложены на свои места, они принялись разбирать архив номер 542.

– Дженис, кажется тут есть кое-что…

Сэл не успел договорить, как Дженис уже вырвала листы бумаг из его рук.

– Эй!

– Прости, – Дженис небрежно бросила извинение, но не отвлеклась от загадочных записей.

Дженис почувствовала такое отвращение к этому листку бумаги, что откинула все части этих записей, которые забрала у Сэла, как минимум, чтобы случайно не поджечь их. Лицо Сэла выражало скорее печаль, чем отвращение.

– Когда всё только произошло, – тихо начал парень, – в Максимах ставили эксперименты над всеми детьми, что были в этой школе.

– Я знаю об этом, – огрызнулась девушка, – но знать не то же самое, что читать об этом, видеть это…

– Да, я понимаю, – Сэл терпеливо продолжил, – возможно это даст зацепку, понимание, что случилось…

– Этот архив из Максимы? – Дженис не дала договорить коллеге.

– Эээ, честно говоря, не знаю, совсем не уверен, что даже если это было найдено в Максиме это именно та самая в которой это произо…

– Хорошо, давай тогда будем предполагать, сколько на данный момент известных нам Максим, – и не дав Сэлу ответить продолжила, – сорок семь с нашей, верно?

– Да, наша как раз сорок седьмая, – Сэл сдержал раздражение, несмотря на то что его постоянно перебивали, – она последняя раскрытая, но что это даёт?

– Пока не знаю, но мне кажется, что это важно, – девушка нахмурилась, – и ни в одной, на данный момент существующей Максиме, не было зарегистрированных случаев пыток или экспериментов?

Сэл посмотрел на девушку с непонятным выражением лица.

– Ты думаешь, что они кому-то об этом расскажут?

Дженис закусила губу и глубоко задумалась. Она знала, что в первый год после Катастрофы люди, даже в Максимах, вели себя безумно. Все знали, что начало разрушения мира было положено в той школе для сверхстранных детей и многие оставшиеся в живых искали детей, которые там учились в надежде найти ответы на свои вопросы. И далеко не всегда они искали ответы гуманными способами. Люди как будто потеряли часть человеческого из-за ненависти, из-за злости, из-за горя. Все в этом мире кого-то потеряли и что самое страшное, слишком многие потеряли себя.

Только через год на всех снизошло очевидное озарение, что таким образом сложно чего-то добиться и они только уничтожают единственных свидетелей, оставшиеся в живых, которые уже настолько озлобились на всех, что помогать явно не горели желанием. Пусть и не все. Сейчас на официальном уровне были запрещены пытки и эксперименты, хотя каждая Максима – это как отдельное государство, со своими правилами и разрешениями. Никто не будет рассказывать о своей Максиме больше, чем нужно и никто даже задуматься не сможет о предательстве, ведь все сейчас хотят лишь одного – выжить.