Для Карины мукой становится докторская диссертация. Ее собственное напряжение и ощущение себя самозванкой в науке заставляет ее ожидать критики и провала. Это так страшно, что она не может даже обратиться за помощью, поскольку это разоблачает ее некомпетентность. Научный руководитель усиливает ее напряжение, так как не знает о ее неуверенности, помочь не может и вместо этого ставит перед ней новые задачи тогда, когда она еще не разобралась со старыми. Время идет, напряжение только усиливается. Карина перестает работать с информацией, теряет исследовательские навыки, не может развить свои оригинальные идеи. Она считает, что ей нужна длинная пауза. На самом деле она хочет сдаться, потому что не чувствует себя вправе быть доктором наук.

Восприимчивость жертвы к проявлениям нарциссизма со стороны других людей влияет и на ее отношения с детьми. Неспособность выстроить границы и давать простые и прямые послания, желание заслужить любовь, претензия на безусловное принятие и понимание не дают ей возможности гибкого и адаптивного взаимодействия. Часто дети воспринимаются ею как эксплуататоры, часто они не оправдывают ее ожиданий. Жертва может неадекватно реагировать на их болезни или неудачи, поскольку это ставит под сомнение ее идеальное материнство. Трудности с ощущением собственной ценности сталкиваются с детским равнодушием или потребностью в других людях.

Отношения с детьми начинаются задолго до их появления: принуждая себя к безупречному родительству, жертва может избегать рождения детей как огромной нагрузки, с которой она точно не справится идеально. Напряжение, которое она чувствует, может приводить к ее эмоциональной отстраненности. Ее может казаться, что к детям она равнодушна, она может чувствовать страх и гнев на то, что дети заставят ее столкнуться с собственным несовершенством.

Отношения с родившимися детьми также не свободны от этих чувств: страха, боли, гнева, обиды, зависти. Для снижения тревоги жертве нужно считать себя хорошей матерью, а это почти всегда невозможно. Дети с потребностями, которые матери или отцу не нравятся, обладающие чертами характера, которые разрушают идеальный фасад семьи, воспринимаются как помеха. С такими переживаниями сложно видеть настоящие потребности ребенка и заботиться о том, чтобы отношения были хорошими.

Для Юли обе ее дочери – живое напоминание о том, что в своей семье у нее нет места. У девочек прекрасные отношения с отцом. Они любят дядю и тетю и тянутся к ним. Оставаясь наедине с Юлей, девочки ведут себя капризно и высокомерно, требуя от нее бытового обслуживания и манипулируя ею. Юля любит детей, но мучается с ними. Не понимая, что идет не так, она обвиняет мужа в коалиции с детьми против нее, требует поддерживать ее решения и публично относиться к ней уважительно. Это тоже не помогает. На самом деле Юля все попытки детей сблизиться отвергает: например, недавнее обращение младшей дочери с разговором о том, что ее обижают в детском саду, Юля превратила в обвинение типа: «Я же тебе говорила, что если будешь так себя вести, то с тобой никто не будет дружить». Она не знает, что делать с детьми, поскольку не чувствует, что может дать им что-то ценное. Именно поэтому Юлины отношения с дочерями – это обслуживание. С одной стороны, Юля бунтует против этого и обижается, но с другой стороны – глубоко внутри себя чувствует, что ей больше нечего им предложить.

А Соня с трудом выдерживает сына-подростка с его бурей чувств и откровенным нарциссизмом (норма для этого возрастного периода). Соне сложно с его приступами гнева или апатии, но труднее всего выносить его боль. Ей кажется, что если бы она была хорошей матерью, то у нее получилось бы воспитать его так, чтобы он был защищенным и не чувствовал боли. Ее стыд и жалость так сильны, что сына, которому больно, она избегает. Он пытается обратить на себя ее внимание любыми способами и начинает пить и пропадать на несколько дней. Соня чувствует полный крах своего родительства и готова отказаться от сына вообще, лишь бы не сталкиваться с его чувствами и потребностями. Только соприкоснувшись с собственными болью и виной, Соня становится способной на утешение молодого парня, которому очень плохо без матери.