Дверь кабинета открылась и на пороге появилась Джулс. Оуэн с содроганием увидел, как же повзрослела его дочь по сравнению с той, что была запечатлена на фотографии. Не сказав ни слова, Джулс неуверенной походкой подошла к отцу.

– Как прошли переговоры? – спросил Оуэн, поставив фотографию обратно на стол.

Джулс пристально вглядывалась в отца, после чего села на стул и шепотом произнесла:

– Почему ты не сказал?

– Боюсь, я не понял твоего вопроса, Джулс.

– Почему ты не сказал, что у тебя рак?

Оуэн закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях. Тяжело вздохнув, он посмотрел на Джулс: в ее глазах стояли слезы.

– Ты узнала…

– Те лекарства, – надтреснутым голосом произнесла Джулс. – Ты знал, что Метеостанция не отменит налог. Все переговоры затеивались исключительно ради поставки лекарств. Ради них, ты позволил себе пойти на уступки.

– Мне осталось не так много, Джулс, – негромко ответил Оуэн, медленно встав из-за стола. – Эти лекарства не способны излечить меня, ведь моя болезнь слишком запущенна. Но они помогут мне избавиться от боли.

– Пап… – Дыхание Джулс прервалось, и она не могла нормально говорить. – Неужели нет никакого решения?

– Боюсь, что нет, – тяжко вздохнул Оуэн. – Ты права: я затеял эти переговоры ради лекарств. Я снова, как и тогда, когда бросил вас с матерью, проявил эгоизм и подверг опасности группу людей, дабы заполучить желанное.

В кабинете повисло гробовое молчание. Джулс подняла взгляд и увидела, что по щеке Оуэна стекает слеза.

– Я вынужден был согласиться на любые условия, – продолжил Оуэн, повернувшись спиной к Джулс и встав напротив стеклянного серванта. – Я знал, что послы Метеостанции воспользуются моей слабостью и поставят нас в еще более невыгодное положение. Но в этом весь я – мой эгоизм оказался дороже судьбы целого поселения.