Девушка спрятала руки в карманы кожаной куртки, запрокинула голову вверх и замерла, глядя в небо и не зная, что за нею наблюдают. Постояв так какое-то время, она вдруг вздрогнула, быстро и с опаской посмотрела по сторонам и стремительным шагом пошла по мокрой улице, постепенно исчезая из виду.

Теперь Эдриан знал её имя. Пожалуй, можно прибавить четвёртый пункт к «списку важных пунктов».

Её зовут Алексис.

Картинка за окном была размыта, как в тех случаях, когда надеваешь на глаза чужие очки. Лекс в вельветовых спортивных штанах, футболке и с волосами, собранными в толстый узел на макушке, стояла на кухне и готовила завтрак. Дождь бил в оконное стекло и по металлическому отливу, создавая такой шум, будто где-то поблизости пролетает самолёт. Алексис не любила просыпаться так рано в свой выходной, но этот шум ворвался в сон и заставил подняться с кровати. Лиам ещё спал. В последние несколько дней он ходил сам не свой, почти не обращал внимания на Лекси и не разговаривал с нею. По всему можно было предположить, что его снова уволили. И это предположение подкреплялось тем, что сегодня понедельник, а Лиам никуда не ушёл. Очень неприятный факт. Казалось, всё начало налаживаться, и вот. Случилось.

У них бывали разные периоды, чёрная и белая полосы сменяли друг друга. А иногда бывало, что они останавливались на чёрной и начинали идти вдоль. Отношение Лиама менялось соответственно. Человек творчества, человек искусства, он никогда не был постоянным. И когда-то это нравилось Алексис. Она влюбилась в его порывистость и дикость.

Вскипел чайник. Алексис сделала себе кофе, чтобы посидеть несколько минут наедине с собой, но из глубины квартирки послышались звуки. Лекс отставила чашку на стол, поправила футболку, заправила за ухо выбившийся из узла локон и снова принялась нарезать салат. Когда на кухню вошёл заспанный, мрачный мужчина, она обернулась и попыталась вложить в свою улыбку массу жизнерадостности, которой, к сожалению, не ощущала. Лиам никак не отреагировал, у Алексис засосало под ложечкой.

– Тебе в яичнице желток запекать или не нужно? – как ни в чём ни бывало спросила Лекси, отворачиваясь к плите.

– Мне всё равно.

– А джем к тостам малиновый или черничный?

– Я сказал, мне всё равно, Лекс, – рявкнул Лиам, усаживаясь на один из двух имеющихся стульев.

Алексис больше ничего не сказала, заставляя себя дышать глубоко и размеренно. Открыв холодильник, она на несколько секунд застыла, глядя на почти пустые полки. Достала последние два яйца и две банки, джема в обоих было немного, на самом дне. Определённо, чёрная полоса. А белая длилась совсем чуть-чуть, Алексис даже не успела расслабиться.

– Куда делся третий стул? – спросила Лекс, разбивая яйца в сковороду.

Лиам у неё за спиной как-то виновато кашлянул.

– Я его сломал.

– Супер.

Четвёртого стула из комплекта не стало еще раньше. В порыве ярости Лиам вышвырнул его в окно. Кажется, тогда его тоже уволили. Или отказались заплатить за картину? Этого Алексис не помнила, однако в памяти хорошо отложилось то, как она уговаривала соседей не вызывать полицию.

Яйца затрещали на сковороде. Лекс накрыла её крышкой и принялась закладывать батон в тостер.

– Что на этот раз?

Молчание. Повторять свой вопрос не хотелось, была большая вероятность снова услышать грубость. Но узнать всё как есть было необходимо.

– Лиам? – позвала Алексис, оборачиваясь и опираясь о рабочую кухонную поверхность.

Он сидел ссутулившись, сосредоточенно ковыряя присохшую краску на большом пальце.

– Я нагрубил какой-то старухе, – наконец послышался ответ.