Земля под ногами была влажной и мягкой. Кассик уверенно шагал вперед. Он тоже торопился на карнавал. Его там ждала работа.

Работу в то время найти было нелегко, поэтому Кассик несказанно обрадовался, когда подвернулось дело. Как и многие молодые люди, интеллектуально сочувствующие релятивизму Хоффа, он пошел на государственную службу. Аппарат Федправа предоставил ему шанс участвовать в решении задач Реконструкции; а раз он получал жалованье, и кстати, твердым серебром, значит, служил человечеству.

Тогда еще он был идеалистом.

Его назначили в Департамент внутренних дел. В Балтиморском учебном центре он прошел политическую подготовку, а потом попал в отдел региональной полиции, в войска безопасности. Но тогда, в 1995 году, казалось, что задачи подавления экстремистов политического или религиозного толка придуманы заскорузлыми бюрократами. Никто их не воспринимал всерьез: при отлаженном механизме распределения продуктов по всему миру с паникой и недовольством было покончено. Каждый мог быть уверен, что средства к существованию он получит всегда. Фанатизм военного времени изжил себя и исчез, контроль за провиантом и тряпками вернулся к доинфляционной отметке.

Перед Кассиком, переливаясь всеми красками, раскинулась площадь. Посередине сверкали яркие неоновые огни, украшавшие десяток зданий из стекла и металла. Широкая аллея вела к огромному конусу цирка. Предполагалось, что там будет происходить самое главное.

Знакомое зрелище встретило его. Кассик с трудом проталкивался в густой толпе, окутанной ядреным запахом пота и кольцами табачного дыма. Запах этот возбуждал Кассика. Протиснувшись за спинами семьи загорелых земледельцев, он достиг ограждения первой выставки уродов.

Жесткое облучение во время войны породило множество сложных болезней, а вместе с ними многочисленные отклонения от нормы в виде самых невероятных уродцев. Здесь, на невеселом карнавале, их было представлено изрядное количество.

Прямо перед Кассиком восседал мультичеловек – хитросплетение из мяса и органов. Вяло шевелились головы, руки, ноги – это чудовище было слабоумно и беспомощно. К счастью, потомство его оказалось нормальным, мультиорганизмы не стали настоящими мутантами.

– Боже мой,– с ужасом произнес осанистый кучерявый человек за спиной Кассика,– это ужасно!

Другой, тощий и длинный мужик, небрежно обронил:

– На войне таких было полно. Мы как-то схоронили их целую кучу, что-то вроде колонии.

Толстый глуповато моргнул, глубоко вонзил зубы в засахаренное яблоко и отодвинулся от старого вояки. Ведя за собой жену и троих детей, он обогнал Кассика.

– Страшно все это,– пробормотал он.– Отталкивающее зрелище!

– В некотором роде,– согласился Кассик.

– Не знаю, зачем я пришел сюда.– Толстяк показал на жену и детей, тупо поедающих жареную кукурузу и сахарную вату.– Им вот нравится. Женщины и дети вообще любят всякую глупость.

– Релятивизм учит, что все должны жить.

– Конечно,– горячо согласился толстяк, энергично кивая. Кусочек засахаренного яблока прилип к его верхней губе. Он смахнул его пятерней, усеянной веснушками.– У них тоже должны быть права, как и у всех. Как у вас, как и у меня, мистер... они ведь тоже живые.

Прислонившись к ограждению, ветеран громко и отчетливо произнес:

– Это не относится к уродам. Это касается только людей.

Толстяк залился краской и горячо зажестикулировал засахаренным яблоком:

– Мистер, может, они думают, что уроды – это мы. Кто знает, что такое урод?

Возмущенный ветеран заявил:

– Я знаю, что такое урод.– Он с отвращением смерил глазами Кассика и толстяка.– А сам-то кто такой, ты, любитель ублюдков?