Внезапно, коробки посыпались. Тишину разрезали мычание и стоны.
– Что за?.. – сказал где-то вдалеке Лёша. Я бросился вперёд, но сразу же последовал крик и слова: – Блять, снимите с меня это!
И ещё один крик, который почти сразу захлебнулся. Когда я подбежал, то увидел, в свете маленького фонарика, как на полу, среди коробок, лежал Лёша. Верхнюю часть завалило коробками, а живот был вспорот и рядом сидел восставший, копавшийся там и поедая внутренности. Я отшатнулся. По телу прошёлся неприятный холодок, чуть не стошнило. Я поспешно закрыт рот рукой.
Лёша смотрел на меня, как будто не понимая что происходит. Он тяжело дышал и сильно стонал.
– Что это за… мелкий, что там?.. Помоги… – он пытался махать свободной рукой, но это несильно удавалось. Я попятился назад. Я не мог оторвать от него глаз. Коробки зашевелились, затем Лёша снова истошно закричал, но ненадолго – другой восставший впился ему в глотку, отрывая от неё куски. Лёша из последних сил повернулся ко мне, и застыл: в его глазах больше не было жизни.
Я развернулся и бросился к выходу, но споткнулся посреди коридора и упал, больно ударившись коленкой.
– Агх, – вырвался стон. Позади послышался грохот и возня. Мычание приближалось. Сделав волевое усилие, сквозь стон, я встал и побежал, прихрамывая, к выходу.
В зале тоже уже было не так пусто: двое восставших двигались ко мне. Я побежал в сторону от них, и, пробежав весь зал, вылетел на улицу. Я задыхался. Грудь всё ещё болела, а воздух был каким-то тяжёлым, густым, как сироп.
Я быстро свернул в сторону и пробежал несколько переулков. Восставшие выли где-то позади, но я знал, что они идут за мной. По сугробам было тяжело бежать, я постоянно спотыкался, руки горели от холода. Наконец, я добежал до нужного переулка.
У машины стояла Света. Она курила. Увидев меня, бегущего, хромающего и измученного, она сразу же бросилась навстречу:
– Машину… – я пытался кричать, но это не удавалось. Кажется, она поняла, и побежала к водительскому месту.
Я пулей влетел в кабину и захлопнул за собой дверь.
– А где… Где Лёша? – только сейчас спросила Света. В её глазах была тревога.
– Он… он… – слова застревали в горле.
Миша тоже уставился на меня с задних сидений. Я не знал как сказать.
– Вот хэппенд? – спросил Миша почти в истерике.
Это был их друг. А я пришёл один.
– Надо ехать… – сказал я наконец.
Света непонимающе посмотрела на меня.
– Говорю же, надо ехать! – крикнул я. – Там…
– Энсер! – сказал Миша. Он начал вылезать. – Где Лёша?!
– Уезжаем! – крикнул я, пытаясь посмотреть назад – восставших ещё не было. Говорить было тяжело – я всё ещё не мог отдышаться.
– Я никуда не поед… – начала говорить Света.
– Он умер! – резко сказал я. – Восставшие… они… – я сделал паузу. Вдох, выдох. – И сейчас… поехали! Они сюда… идут сюда!
– Как… – тихо сказала Света. Слеза прокатилась по её щеке. Она тупо посмотрела на меня, затем на Мишу. – Надо…
В пространстве послышался крик вдалеке. Резкий, как будто кто-то разрезал воздух ножом – это был крикун.
– Что это? – спросила Света.
– Поехали! ПОЕХАЛИ! – начал я. – Они… они собираются, вы не слышите?! Надо ехать! Прошу!
Следом прозвучал ещё один крик, но уже ближе.
– Нет, нам… – Миша полез к двери. – Нам надо похоронить его.
Света мощно пихнула его обратно.
– Ай, Света! – простонал Миша.
– Нет! – громко крикнула она, и завела машину. На щеках её стояли слёзы. – Ты слышал их. Мы не можем пойти. Не сейчас.
– Но Свет… – начал Миша.
– Нам надо ехать. Уже нечего хоронить, – ответила она, вытирая слёзы, и пустила машину на полный ход.
Никто больше не сказал ни слова.