Но неуверенность Феликса чувствовалась также и в том, что он не написал всё же развёрнутой философской работы, содержащей его концепцию. Внешние условия для этого были, но, видно, внутренне всё же что-то мешало ему это сделать. Я думаю, что мешала ему – его церковность.

В одном из интервью Глеб Якунин, когда то на протяжении многих лет бывший единомышленником и сподвижником Феликса, а затем разошедшийся с ним, охарактеризовал его примерно так: «очень одарённый, но трагически не реализовавшийся человек». Мне кажется, что в данном случае нереализованность Феликса как «богослова звезды» – это его заслуга, успех, а не провал. Уж лучше «не реализоваться», как Карелин, почивший в мире с Церковью, чем реализоваться так, как Якунин, стяжавший в определённый период мировую известность, но анафематствованный Церковью, и совершенно, насколько мне известно, утративший способность к диалогу с Ней.

Однажды Феликс рассказал мне такой свой сон.

Он спрашивал во сне архимандрита Бориса о месте Вл. Соловьёва и о. Сергия Булгакова в Церкви. О. Борис ответил так: «Соловьёв и Булгаков занимают такое же место в Русской Церкви, как великий дидаскал Ориген в Церкви Александрийской. От них два пути: один – ко Христу, другой – к Антихристу». Наверное, то же самое можно сказать и о Феликсе, как о богослове, конечно. Судьбы людей знает Бог.

Во всяком случае, если силы «тайны беззакония» делали расчёт на его творческие силы, сообщая ему философию «звезды», надеялись на создание глобальной философской системы, обосновывающей «единосущие» Бога и мира, равночестность, равносильность Бога и мира, то этого не произошло. Феликс их надежд, к счастью, не оправдал.

Иногда я думаю о Феликсе как о последнем представителе «серебряного века». С одной стороны – несомненная тяга к духовности, к православию, с другой – отсутствие должной критики по отношению к себе, к светской культуре. Какая-то путаница между собственным творчеством и теургией, передоверие к себе и грандиозные претензии на значимость собственной личности. Всё это расцвело тогда, в век этот «серебряный» махровым цветом. Но дал этот цвет плоды горькие и трагические в судьбах прежде всего самих «творцов». Брюсов, Бальмонт, Блок, Цветаева, Есенин, Скрябин, многие другие – сплошные разочарования и крушения грандиозных планов и надежд. Причина, конечно, в отсутствии трезвости, присущей церковному сознанию, трезвости, основа которой – смиренное хождение перед Богом. Кто мы такие? – рабы неключимые. И это должно быть в душе искренне, по-настоящему.

Вячеслав Иванов, один из корифеев «серебряного века», столь любимый Феликсом и близкий ему по духу замечательно выразил эту духовную муть своего времени:

Была среда, 12 марта 1980 года. Весна. За окном солнце и ослепительно сверкающий снег. Пользуясь свободным расписанием на своей работе в Реставрационном Центре, я был дома и сидел со своей трёхлетней дочерью. Жена в это время была на дежурстве на своей работе. Я занимался тем, что пытался накормить дочь манной кашей, к которой у неё было сложное отношение. Трудно было уговорить съесть первую ложку, но если это всё же удавалось, то потом она управлялась с кашей с большим удовольствием. Может быть, это была такая игра? В общем, погода была чудесная, настроение тоже, развлекались, как могли.

Часов около 12 дня раздался звонок в дверь. Я подумал, что скорее всего это пришли меня арестовывать. Звонить в дверь мне в это время в общем-то было некому, а дело уже несколько месяцев как шло именно к тому, о чём меня не раз уже предупреждали соответствующие органы.