Вдруг красивые голубые глаза неожиданно поймали взгляд застенчивого парня и немного строго посмотрели на него. Было не сложно понять, что ее очень начало раздражать неоднократное навязчивое любопытство этого молодого человека, и потому она решительно выругалась:

– Да что же ты так вылупился на меня!? Влюбился что ли?

Но парень не обращал внимания на ее слова, он лишь наблюдал за ней и не мог отвести глаза только потому, что она была очень похожа как внешностью, так и привычками на его погибшую маму, которая ценой собственной жизни спасла любимого сына от перевоплотившегося некогда человека в монстра.


Не сработало. А! Перезарядить забыл. Обматерив себя с ног до лысой головы, Федор довел боевую пружину до отказа и отпустил. Механизм сделал свое дело, характерно издав щелчок. Патрон в Патроннике. Вновь он пихнул дуло в рот и поднял глаза на чистое небо, но левым ухом среагировал на женские крики, молящие о помощи, неподалеку от грунтовой дороги, по которой некогда проехала одинокая несущаяся во своя оси легковая машина.

Ему захотелось, напоследок, спасти хоть кому-нибудь жизнь либо так он смог найти себе отговорку и немного продлить жизнь. Не исполнивший свое назначение пистолет был поспешно убран в офицерскую кобуру, подаренную старым одноклассником Володей, с которым больше и не было суждено встретиться с наступлением этого хаоса. Возможно, где-то он и выживал, но один только Господь Бог может знать, куда могло занести судьбой военного человека. Ноги сами повели по траве… маленькому полю к церкви и на дороге Федор увидел молодую девушку, убегавшую от двух высохших пожирателей в форме электриков, у которых, наверное, постоянно лежали остатки проводов или изолента в карманах. От жуткого запаха гнили черноволосую девушку чуть ли не выворачивало. Рукой она прикрывала нос, в истерике пытаясь вырваться прочь от глаз бродячих уродов.

– Помогите – крикнула она еще раз, увидев Федора – пожалуйста.

Броском и, не обратив внимания на вонь, он разрубил им по очереди головы, идеально балансируя силой охотничьего мачете, который ему удалось стащить у одного из продавцов некогда работавшего местного рынка. Перекошенные останки голов, как футбольные мячи, попадали и покатились прочь от безжизненно рухнувших кусков дерьма, искупавшись в кроваво-желтой слизи. Девушка воротилась назад к спасителю, но придержалась на расстоянии. Федор с такой ненавистью размозжил перегнившие арбузы тяжелым кирзовым сапогом, что-то пробубнив себе под нос.

– Уходим – сказал он.

– Куда? Подождите…

– Жить хочешь?

– Да, конечно… потому я и звала вас. У меня в живых осталась тетушка и мне надо к ней… Вы мне поможете?

– Как тебя звать, девочка?

– Катя…


Федор оглянулся на уставшую черноволосую девушку:

– Мне жаль твою тетушку – сказал вдруг Федор Кате, когда они уже начинали выходить на берег реки Козынка, миновав пеньки срубленных многолетних деревьев, находившихся слева на пересечении двух протоптанных автомобильных тропинок, следовавших с противоположных концов соседних городов, разделенные несколькими километрами лесов и железных дорог.

– Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что согласился мне помочь и за то, что я до сих пор еще жива.

– Мне в этой жизни на тот момент больше делать было нечего и я решил так. Раз уж себе и своей семье не смог… Я в тот день потерял жену и дочку.

– Боже… – вдохнула она.

Федор впервые заговорил о потере. Все это время он все держал в себе, а когда становилось совсем плохо, уходил прочь и прятался, где позволял себе выпустить эмоции наружу. Не мог он проявить свою слабость перед людьми, которые на него рассчитывали, преданно делились своими переживаниями со словами: «Федор во всем разберется… Да, непременно разберется Федя наш… он знает что делать». Стоя на краю пропасти, он всегда оставался с рассудком, а верные решения прилетали на ходу, созревая, как желтый цветок с длинным и мясистым стеблем, знакомый с детства одуванчик. Однако теперь это не имело никакого значения. Словно, после финального сражения за жизни его людей, все немного упростилось и Федору удалось выбросить из головы выращенную болячку.