Первый выход из дома, спустя пару недель. Меня везут на автомобиле. И вдруг музыка по радио стала раздражать. Я понял что сейчас могу потерять самообладание, внутренней боли будет столько, что я не смогу не закричать, но все таки удержался.

Несколько раз меня заставляли что-то делать. Например отправили сажать картошку., рассаживать цветы. Это было немыслимо тяжко: каждое движение, каждая нагрузка на мышцы побуждала мозг желать свалиться на землю. Моей основной деятельностью, на которую я как-то отвлекался было чтение книг лежа на диване, но книги мне дали не сразу. Не сразу я смог удерживать внимание достаточно долго, чтобы быть в состоянии читать и понимать прочитанное. Едва говорил и то короткими предложениями: «Еда!», «Где еда!», …

Проснулся в шесть утра, меня опять повезли куда-то. Мне было безразлично куда. Спать хотелось ежесекундно, очень сильно – каждый шорох раздражал, а кругом было шумно. Я не находил себе покоя так, словно мои нервы был оголены и их щекотали.

У меня была возможность иногда посмотреть фильм, сериал, сыграть в компьютерную игру. Но ощущения были иные, особенно это было заметно по началу. Я не мог успокоиться чтобы настроиться на такой медленный приём информации, как мы видим в кино. А когда только начал играть в компьютерную игру, и что-то пошло не так – я заметил что я рычу, утрачивая человечость. Спустя пару месяцев, я стал выходить на прогулку, но прежних ощущений она не вызывала. Сделав несколько метров от дома, я ощутил, что нагрузка на мышцы, создает желание свалиться на асфальт сейчас же. Особенно это ощущалось при подъеме в гору.

Как то в летнюю ночь меня стала душить грязь мыслей, свалившаяся из неоткуда. Тогда я провалился в сон. Во сне был сам Архитектор, жутко пугающий своими способностями к телекинезу. Напугав меня, он все-таки выпустил из сна: из своего жуткого кабинета с движущимися стенами. До сих пор помню его страшный голос, режущий воздух. Помню его жуткий смех. И главное, его способность двигать предметы силой мысли, запирать замки на дверях. Дверь же была возможностью к выходу из осознанного сна. Я иду на его приём в его огромный кабинет. Он влиятелен. Он знает много фокусов. И даже кабинет – пространство, в котором я оказался, все видимое, было управляемо его мыслью. Я хотел призакрыть за собой дверь, но он сам захлопнул её силой мысли. Я присел за приёмный стол к нему, чтобы сказать, то что составляло цель моего визита. Но внезапно я потерял память. Он жутко посмотрел на меня. Я осознал пребывание во сне, может не прекратиться. Он предстал предо мной повелителем Кошмаров. Я не мог покинуть сон без его разрешения. Я стал слышать за стенами кабинета стук пульса. Это пульс моего сердца. Пульс ухудшался, ослабевал. Но Архитектор, все таки выпустил меня и я проснулся. Мне навсегда запомнился его громкий зловещий смех, управляющего над управляемым. Я проснулся. Было летнее утро.

Я верил и ждал когда закончится муки, я снова буду жить. Но мучения продлились. Это не был недуг или какая-то болезнь – это было наказание, кара брошеная на меня от источника абсолютно изолированного от меня. Удар с такого расстояния, что забвение даже не позволяло понимать, что это удар – я большую часть времени понимал это нечтом необходимым, забвение лишало ума.

Иногда меня навещали друзья, которых я называл Хомячок и Мяу. Хомячек был похож на хомячка, а Мяу умела вводить в умиление милым голосом, подобно как кошечка говорит «Мяу». Они брали меня с собой, отдохнуть от окружающих меня. Хомячек купил себе Жигули, мы покатались. Катания по ночному городу, выезды на шашлычки. Хомячек все время, держал бесплатного квартеранта, периодически разного, что нас забавляло. Так, например, один из них любил ходить по квартире голым, а по ночам выходил гулять во двор в одной женской сорочке и тапочках. Потом с ним жил полнейший аутист, который даже не мог разговаривать, а только кричал и вопил (было жутко это видеть, ведь такое может случиться с каждым). Это было забавно, Хомячек хохотал, твердя, что в его ситуации это нормально. Кроме того Хомячок является прирожденным клоуном. Мы выходили на прогулки, они были запоминающимися: мы медленно бродили абстрагируясь от всего внешнего мира, мурлыкая о наших делах, мы обходили районы, помечая их как положено кошачьим. Мяу оказалось тоже укушеная, как и я.