– Какого хрена? – повторил он свой вопрос уже спокойнее.

– Проверял рулевое управление на люфт, хозяин! – рявкнул Гаор.

Хрясь! Ему влепили звучную и вполне заслуженную, но позволившую устоять на ногах оплеуху.

– Ну и как, есть люфт?

– Нет, хозяин, – ухмыльнулся Гаор, понимая, что наказание этим исчерпано.

– Ставь машину в гараж, и чтоб без приказа ни-ни. Понял?

– Да, хозяин.

– Завтра сам тебя проверю, – Ридург перевёл дыхание и огляделся.

Полкан, часто и шумно дыша, лежал у своей конуры, Лутошка, Малуша и Трёпка как сквозь землю провалились, да и остальные куда-то сразу исчезли.

– А на форсаже какого хрена гонял?

– Маневренность проверял, хозяин, – пояснил Гаор, – два сразу не проверяют, хозяин.

– Надо бы тебе ещё ввалить, – сожалеющим тоном сказал Ридург, – ну, да ладно, не всё сразу. Приплюсуем к следующему.

– Да, хозяин, – охотно согласился Гаор.

– В гараже уберёшь, чтоб как к смотру блестело. Понял?

– Да, хозяин.

– Сгинь, – выдал последнее распоряжение Ридург и ушёл со двора.

Гаор снова сел за руль и уже мягко и плавно, не рыча, а гудя мотором, загнал машину задним ходом в гараж. Отделаться оплеухой и получить на завтра пробную поездку, а никак иначе его работу проверить нельзя, тоже неплохо. А порядок в гараже навести – дело не периода, а долей! Про смотр, конечно, загнули, так, наведём марафет и сойдёт, грязи-то особой и не было.

Кран, шланги, вёдра, тряпки – всё было. И он навёл порядок на стеллаже, проверил, чего и сколько есть, чтобы быть готовым ответить на любой вопрос о матобеспечении, вымыл обе машины и пол и, чувствуя свой долг исполненным, выключил свет и вышел из гаража, закрыв за собой дверь.

Снова длинные, но уже с другой стороны, тени, умиротворённое мычание коров, кур не видно, и человеческие голоса уже другие, отдыхающие. Гаор глубоко вдохнул прохладный по-вечернему воздух и пошёл в рабскую кухню.

За окном простирался Аргат, отсюда, с высоты птичьего полёта, он просматривался до самых окраин. Крыши, купола, шпили, узенькие отсюда шоссейные развязки, клочки зелени родовых парков… Но только постояв и внимательно вглядевшись, можно было различить, что цветные искорки машин неподвижны, и понять, что это искусно сделанная панорамная фотография.

Эрлинг покачал головой и отошёл от окна.

– Надо же, остроумно, ничего не скажешь.

Венн Арм рассмеялся.

– На некоторых особо впечатлительных клиентов действует неотразимо. Они уверены, что их везут в подвал, считают пролёты и остановки, входят в кабинет и видят… вот это! – Венн снова рассмеялся.

– А когда приглядятся?

– А я им не даю на это времен. Со вздохом отрываюсь от пейзажа, задёргиваю штору и начинаю работу.

Эрлинг кивнул и повторил:

– Остроумно. Сигануть никто не пробовал?

– Они, конечно, в большинстве своём, дураки, но не настолько. Нет. А для особо инициативных… Задёрни штору.

Эрлинг пожал плечами и задёрнул тяжёлую тёмно-бордовую штору, абсолютно неказённого вида. Кабинет стал меньше и уютнее.

– Вот так. Я веду беседу, убеждаю, уговариваю, предлагаю варианты… сам знаешь, угрозы и прочее не в моем амплуа. И отвлекаюсь.

– Выходишь из кабинета? – с интересом спросил Эрлинг.

– Зачем? Просто углубляюсь в бумаги, роюсь в картотеке и не замечаю, как клиент начинает шевелиться, ёрзать, вставать и прохаживаться.

– Позволяешь?

– А как же! У нас беседа двух интеллигентных понимающих жизнь людей, а не примитивный допрос. Я же сказал: это не мое амплуа. Так вот, такой шибко подвижный клиент неизбежно подходит к окну и хочет полюбоваться родным городом, найти тоскующим взором родной дом… – Венн вздохнул с театральной скорбью и рассмеялся. – И отдёргивает штору. Отдёрни, Эрлинг.