Кому-то придется долго их убирать.

– Ура! – Вика весело захлопала в ладоши.

Федор встал из-за стола и ушел на кухню.

Надежда не знала, на кого сорвать злость. Первым ей подвернулся Санька.

– Че сидишь? Постоянно… как чучело. Отрастил себе… Что такое на лице? Неужели вообще нельзя все убрать? – Она попыталась зачесать сыну волосы назад: ссадина посреди лба краснела, будто собиралась кровоточить. – Подожди, что еще такое?

– Споткнулся, – попытался выкрутиться Саня.

– Значит, споткнулся? Александр… Рябинины не врут!

Они молча смотрели друг на друга, и Саня, заикаясь, выдавил:

– Мам, ты только не сердись…

Саня рассказал родителям обо всех утренних приключениях. И о крыше, и о хулиганах под мостом. И о неудачном угоне чьей-то новенькой иномарки, к тому же теперь разбитой до неузнаваемости.

В гостиной Федор обработал сыну ссадину, приговаривая:

– Ничего, теперь все. Готово. До свадьбы заживет.

Надежда воткнула в пепельницу незажженную сигарету.

– В общем, оставляем Вику дома – сейчас пойдем в милицию. Ясно?

– Че так сразу-то? – Федор, как всегда, хотел сгладить углы. – Может, его не видел никто. Тебя заметил кто-нибудь, а?

Санька пожал плечами.

– Федя! – запричитала Надежда Александровна. – Какая разница, видели его или не видели? Ты понимаешь, у тебя сын – вор?! И пусть теперь несет ответственность за свои поступки! Ясно?

– Мам… – возразил Саня.

– Я помамкаю щас тебе. «Мам…»

– А если ему дадут реальный срок и отправят в детскую колонию? – осторожно поинтересовался Федор.

– Слушай, че ты несешь?! Не отправят! Сплюнь! – Надежда толкнула Саньку рукой. – Давай! Топай!

Федор вздохнул:

– Может, брату твоему позвоним? Посоветуемся?

– Я щас позвоню брату. Я щас так позвоню… брату! По нему тюрьма плачет. Брату… Че ты расселся? Живо!

Федор попятился в сторону кухни. Видеть жену в таком настроении, да и ехать в отделение, ему ни капли не хотелось.

– Федь, ты куда?

– А?.. Я? Живот че-то… прихватило.

– Федь, мы тебя ждем внизу.

– Ага, – грустно протянул Федор.

Надежда Александровна перевела взгляд на Саню:

– Ну, пошли.

В отделении царила тишина. Опер в гражданской одежде заполнял протокол, исподлобья поглядывая на мрачное Санино лицо. Родители стояли рядом с видом преступников, ожидающих, когда их позовут на эшафот.

– Кто был инициатором угона? – холодно спросил опер.

– Я, – ответил Саня.

– Сообщники? Фамилии, имена, клички?

– Нет, я был один.

Опер оторвался от протокола.

– Уверен? А по показаниям свидетелей в машине было два подростка.

Мать вступилась:

– Саш, я не понимаю, кого ты защищаешь вообще?

– Я же говорю, я был один! – Саня почти повысил голос.

Дверь кабинета открылась, и появившийся на пороге сотрудник в форме с погонами лейтенанта сообщил:

– Хозяин тачки объявился.

– Очень хорошо, – отозвался опер. – Пусть пока в коридоре позагорает. Ну, так что?

В кабинет медленно вошел пожилой южанин в бордовом костюме и черных очках.

При виде его опер резко переменился в лице:

– Зураб Нотарович…

– Он умрет, – произнес Зураб.

После такого «приветствия» все замерли.

Зураб повернулся к оперу за крайним столом и указал пальцем на высохший цветок в горшке.

– Если не поливаешь. Погибнет.

– Так точно, – поддакнул опер. – Будем следить.

Зураб по-хозяйски кивнул на дверь. Как по команде, весь отдел удалился из кабинета.

– Подождите, а вы куда? Федя! – запаниковала мать.

– Постойте, а что вообще происходит? – запинаясь, спросил Федор.

В кабинет влетел молодой черноглазый кавказец в кожаной куртке и подбежал к Федору:

– Где этот гаденыш? Слышь, ты, говна кусок! Сядь на!..

Федор опустился на стул.

Кавказец продолжал распаляться: