В итоге мы не привязаны ни к чему, даже к уютной глупости. Глядим со стороны за гонкой-конкуренцией и получаем от неё удовольствия не меньшее, чем сами участники. Ведь, так или иначе, но для победы нужен не только противник, но и зритель. Мы всего лишь наблюдатели мира, но разве не нашего внимания так упорно добиваются увлечённые?

Половина дня проходит за бездельем и беседами. Готовить лень, едим вчерашнее. За разговорами не замечаем, как посуда становится вымытой и расставленной в кухонном шкафу. Вечером, уже в кровати, рассматриваю рисунки опускающихся сумерек – тени на стене. Комнате очень подходят те, что прямоугольные с чёткими углами.

Перелистываю сводки в Times. Библиотека снабжает население и таким. Из душа выходит Луиза. На ней футболка до бёдер, а-ля наряд с плеча бойфренда. Ни слова не говоря, она подходит к кровати. Стягивает с меня мою футболку. Луиза нависает надо мной, опираясь на локти, целует грудь, шею и, наконец, губы. Долго, соблазнительно. Сдаётся первая. Чувствую вес её тела.

Утро врывается в комнату не солнечными лучами, а звоном будильника. У меня есть такой, настоящий круглый будильник, их дарили на работе, когда мы сотрудничали с сетью магазинов, торгующих необычными подарками. Мы долго рассуждали потом, как вышло так, что будильник вдруг стал необычным сувениром, а робот-пылесос – почти домашним любимцем.

Выключаю звонок. Второй, согласно настройкам, будет через пятнадцать минут, а, согласно моему состоянию, между первым и вторым будто вообще нет временного промежутка.

Близость, конечно, была не лучшей идей, если подходить к этому вопросу с практической стороны: утром рано вставать и ей и мне. Полностью просыпаемся, не имея иного выбора, со вторым звоном будильника, вокруг неприятная утренняя серость, такая, когда хочется включать свет с самого утра.

– …Утро, – бормочет подруга, вероятно, первое слово – «доброе».

Отвечаю что-то вроде «угу».

Дальше главное – меньше думать. Встать, умыться, позавтракать, напомнить себе, что день рано или поздно закончится, и ты сможешь вернуться в постель.

Когда выхожу из ванной комнаты, вижу, как Луиза сидит на краю простыни, расчёсывает волосы. Догадываюсь, что делает это уже довольно долго и без надобности. Её способ не то, чтобы проснуться, хотя бы не задремать снова. Щётка бессмысленно скользит по волосам, подруга не поворачивает головы, не говорит со мной. Словно она сама один из тех роботов, о которых пишут в журналах.

Называю Луизу сонным жаворонком. Ей вроде и не сложно вставать по утрам. Но требуется время, чтобы движения моей подруги набрали привычную скорость. Медленно, но, по крайней мере, ничего не роняя, она готовит горячий завтрак: гренки, резаный сыр, свежий чай. Хочется пошутить, что так она искупает вину за мой недосып, но мозг отказывается соединять мысль с языком. Я утра́ совсем не люблю безо всяких поблажек, даже поздние.

С улицы доносится шум давно начатого дня: автомобили, люди. После прочтения апории о куче зерна[2] думается о том, сколько нужно людей, чтобы тихие в общем-то шаги и шарканья превращались в гул толпы.

Открываю окно на среднее положение, ветра нет, только приятная свежесть.

По обыкновению молчу ещё час после пробуждения. Как два незнакомца, перемещаемся мы вдоль коридорных стен и между кухонной мебелью. Перед выходом целуем друг друга: страстно или рассеянно, по настроению, причём по настроению Луизы, моей энергии не хватает на подобные сложности. И расходимся на целый день. Перед уходом Луиза чуть не забывает взять со столика письмо, обычное старомодное письмо в конверте, так они переписываются с приятельницей с её первого места работы. Когда-то Луиза проходила практику в библиотеке при научном институте.