– Это разумно, – кивнула она.

– Подготовьте лошадей. Выезжаем сразу, как соберемся.

– Да, госпожа, – и она без лишних слов отправилась исполнять сказанное.

Через мастер-браслет Жозефина оповестила Мартина об отъезде и попросила собрать еды для шестерых на неделю; Серж получил просьбу оседлать ей кобылу, и девушка бросилась к столу – написать необходимые письма. Одно предназначалось дяде и извещало его о скором приезде племянницы с охраной; второе же было для Меченого – она ощущала необходимость сообщить о том, что покидает город, единственному человеку, которому могла доверять, за исключением собственных домочадцев. Но письма медленны, а маг, возможно, мог дать ей какой-нибудь совет – и, в конце концов, она просто хотела увидеть его на прощанье, не зная, когда сможет вернуться сюда.

Пластинка талисмана потеплела в ладони, и прямо на кровать Жозефины вывалился из крохотных Врат отчаянно зевающий Меченый, явно выдернутый из собственной постели, одетый только в полотняную рубаху до колен – видимо, ночь у государственного мага выдалась сложной, и он все еще отсыпался после трудов.

– Приветствую, – выдавила Жозефина: она чувствовала себя крайне неловко оттого, что разбудила, в общем-то, едва знакомого человека, у которого и без нее хватало забот.

– И вам, – отозвался тот, пытаясь подавить очередной зевок.

– Кофе? – участливо поинтересовалась девушка.

– Не помешает, – кивнул маг, то ли приглаживая, то ли взъерошивая волосы.

Она коснулась мастер-браслета и попросила Маленькую Аду сварить кружку крепкого кофе, но кровь, разогнанная необходимостью спешно уезжать в неизвестность, стучала в висках, и Жозефине казалось, что Ады нет слишком долго – хотя в действительности та со всей расторопностью любящей служанки бросилась исполнять сказанное. Ища действия во вдруг замедлившемся мире, Жозефина вспомнила про лежавшие в матушкиной шкатулке шоколадки и протянула одну магу:

– Это тоже поможет проснуться.

– Благодарствую, – неловкими со сна пальцами он развернул бумагу, откусил кусок и, едва прожевав его, накренился с края кровати и свалился на пол – так, как не положено живому дышащему телу.

Жозефину охватил безумный страх: а вдруг в шоколаде был яд – не зря же матушка хранила его в шкатулке, которую не мог открыть никто другой?.. Неужели она собственными руками погубила Меченого, своего единственного друга?..

Все эти мысли и чувства вспыхивали внутри, ускоряя и без того бешеный ток крови. Страшным усилием воли девушка заставила себя успокоиться, отодвинуть прочь все, что смущало разум, и бросила ладони на грудь мага, к вздрагивающему сердцу, направляя через них поток Жизненной Силы – удержать, не отпустить, вернуть…

Тщетно. Дыхание мага становилось все слабее, дрожь в груди затихала, кровь отлила от лица и губ.

Человек, которого она считала почти другом, умирал на полу ее спальни, в доме, где матушка вылечила столько людей.

– Феликсефонтий!.. – почти крикнула Жозефина в серебряную черепашку и увидела архимага, сидящего за столом в каком-то гостеприимном доме.

– Слушаю, – скрипуче отозвался тот.

– Приходите, прошу!

– Подвиньтесь, – и он вновь оказался в комнате, которую покинул совсем недавно. Складки сморщенного личика разгладились, во все стороны от него ударило беспокойство, и ушан немедля упал на колени рядом с телом мага:

– Что с ним?

– Шоколадку дала… – прошептала девушка.

– Шоколад прекрасно экранирует магию, – бросил Феликсефонтий через плечо и всецело сосредоточился на Меченом, выплетая крохотными руками пассы. Его бормотание было удивительно нежным и немного суровым – чтобы спрятать огромное беспокойство. – Опять всякую дрянь в рот тянешь, а я тебе говорил: внимательней, Лео, с этой твоей службой так и помереть можно, если кушать раз в три дня, а потом слопать все, что плохо лежит…