Стоял теплый весенний денек. Тюлевые занавески трепетали на ветру. Вдруг я услышал звуки, заставившие меня забыть о работе: громкий удар, а затем крик. Я понял, что кричит не человек, а животное.

У каждого животного, равно как и у каждого человека, есть свой неповторимый голос, и голос кричавшего я знал очень хорошо. Это была моя собака – длинношерстый золотистый ретривер Джинджер.

Обычно мы не говорим, что собака «кричит». Лает, воет, скулит – да, но не кричит. И все же Джинджер именно кричала. Ее сбила машина, когда она перебегала дорогу напротив нашего дома. Она лежала на дороге, крича от боли в каких-то пяти метрах от моего окна. Я выбежал из дому и бросился к собаке. Следом за мной бежала моя шестилетняя дочь Лия.

Приблизившись, мы поняли, что собака тяжело ранена. Она пыталась встать при помощи передних лап, но задние лапы явно не работали. Джинджер снова и снова вскрикивала от боли. Из домов высыпали соседи, чтобы посмотреть, что за шум. Лия стояла как соляной столб и только повторяла: «Джинджер… Джинджер…» – на ее кофточке быстро растекалось влажное пятно, от струящихся по лицу слез.

Я оглянулся в поисках водителя, сбившего Джинджер, но рядом никого не оказалось. Я лишь увидел пикап с прицепом, уносящийся за город на скорости 90 км/ч. Несмотря на то что на дороге лежала моя собака, а рядом рыдала дочь, я хотел лишь одного: встретиться лицом к лицу с человеком, который сбил Джинджер.

– Как можно сделать такое и просто уехать прочь? – воскликнул я яростно. – Ведь он не мог не притормозить перед поворотом… И наверняка он видел собаку, наверняка понял, что произошло.

Я вскочил за руль своей машины, ударил по газам и резко вывернул со двора на дорогу, оставляя за собой шлейф из пыли и щебня. На спидометре сто, сто двадцать, сто тридцать – по ухабистой дороге в погоне за человеком, который сбил собаку Лии и уехал прочь, даже не посмотрев нам в глаза. Я мчался по неровной поверхности так быстро, что возникало ощущение, будто машина парит над землей. В этот момент я успокоился в достаточной степени, чтобы осознать: если я сейчас разобьюсь, то моим близким от этого станет только еще хуже. Я скинул скорость, чтобы уверенно контролировать автомобиль, а между тем дистанция между мною и пикапом уверенно сокращалась.

Водитель пикапа не заметил, что его преследуют. Наконец, он повернул на подъездную дорожку своего дома и вышел из машины. На нем была видавшая виды рубаха и грязные джинсы. Засаленная бейсбольная кепка с какой-то дурацкой надписью была сдвинута на затылок, обнажая загорелый лоб. Я резко завернул, так что меня занесло, и припарковался прямо за ним. Выскочив из машины, я заорал:

– Ты сбил мою собаку! – мужчина обернулся и посмотрел на меня недоумевающе, как будто я обратился к нему на чужом языке.

В ушах стучала кровь, поэтому не могу быть уверен, что правильно расслышал и запомнил его слова:

– Я знаю, что сбил твою собаку… И что ты теперь собираешься делать в связи с этим?

Я на секунду остолбенел от этих слов. Затем, придя в себя, произнес, запинаясь:

– Ч-что? Что ты сказал?

Он улыбнулся, как будто бы пытаясь усмирить непослушного ребенка, и повторил медленно и с расстановкой:

– Я знаю, что сбил твою собаку… И что конкретно ты собираешься делать в связи с этим?

Ярость ослепила меня. В памяти всплыла фигурка Лии в зеркале заднего вида. Она стояла, вжав голову в плечи, и смотрела на корчащуюся от боли собаку.

– В стойку! – заорал я.

– Что? – спросил он с язвительной усмешкой.

– Стань в стойку! – повторил я. – Защищайся! Я тебя убью.

Пару минут назад здравый рассудок едва заставил меня сбросить скорость, когда я, кипя от ярости, гнался за этим человеком. Теперь же его наглая и надменная реплика по поводу сбитой Джинджер, которая, возможно, в этот самый момент погибает от полученных увечий, окончательно свела меня с ума.