Перед мостом растеклась лужа липкой грязи, взбитой башмаками, копытами и колесами повозок. Гвенда перешла лужу вброд, желая всем сердцем, чтобы более тяжелый Сим увяз поглубже.

Наконец она добралась до моста, протолкалась в толпу, менее плотную с этого края. Все пялились туда, где тяжелая, груженная шерстью повозка мешала проехать другой, запряженной одиноким волом. Нужно попасть в дом Керис, до которого почти подать рукой.

– Пустите меня! – кричала Гвенда, протискиваясь вперед.

Кажется, ее расслышал всего один человек. Он повернул голову на ее крик, и она узнала своего брата Филемона. Обеспокоенный брат раскрыл рот в беззвучном крике, попробовал пробиться ей навстречу, но тщетно – толпа не пускала их обоих.

Гвенда попыталась проскользнуть мимо пары волов, впряженных в повозку с шерстью, но один вол тряхнул могучей башкой и девушку откинуло в сторону. Она потеряла равновесие, и в этот миг большая рука больно схватила ее за плечо. Она поняла, что попалась.

– Я поймал тебя, дрянь, – выдохнул Сим, притянул девушку к себе и сильно ударил по лицу. У нее не осталось сил сопротивляться. Скип слабо цапнул Сима за пятку. – Больше тебе от меня не уйти.

Гвенду захлестнуло отчаяние. Все оказалось зря: совращение Олвина, убийство, много миль бегом. Она снова очутилась там, откуда бежала, – в плену у Сима.

Тут мост как будто шевельнулся.

Мерфин увидел, как мост рушится.

У ближнего быка посередине полотно моста вдруг осело, будто лошадь, которой переломили хребет. Люди, что мучили Полоумную Нелл, внезапно перестали ощущать под ногами привычную твердь. Все зашатались, принялись хвататься за соседей. Кто-то упал через перила в воду, за ним последовал другой, потом еще. Свист и улюлюканье, выпавшие на долю Нелл, быстро потонули в окриках, божбе и воплях ужаса.

– О нет! – выдохнул Мерфин.

– Что происходит? – недоуменно воскликнула Керис.

«Все эти люди, – хотелось ответить Мерфину, – все те, с кем мы выросли: женщины, которые были к нам добры; мужчины, которых мы ненавидим; дети, которые нами восхищаются; матери и сыновья; дядья и племянники; жестокие наставники; заклятые враги и страстные любовники – все они сейчас погибнут». Однако юноша не мог произнести ни слова.

На какой-то миг – короче вздоха – он понадеялся, что мостовая конструкция после оседания закрепится в новом положении, но надежда не сбылась. Мост снова просел. Скрепленные скобами балки начали вырываться из пазов. Доски полотна, на которых стояли люди, вздыбливались; выламывались поперечные крепления, что поддерживали проезжую часть моста; падали в воду железные скобы, прибитые Элфриком поверх трещин.

Центральная часть моста накренилась к воде той стороной, что была ближней для Мерфина, стороной вверх по течению. Повозка с шерстью заскользила вниз, с нее кубарем посыпались те, кто совсем недавно радовался, забираясь на тюки. Огромные бревна вылетали из креплений и падали, губя всякого, кто не успел отскочить. Перила не удержали, и повозка медленно подползла к краю; беспомощные волы в постромках громко ревели от страха. Неторопливо, словно в страшном сне, повозка перевалилась через край и с оглушительным плеском ударилась о воду. Десятки людей очутились в воде, кто упал, кто спрыгнул сам, и их становилось все больше. На тех, кто барахтался в реке, сверху сыпались человеческие тела и вывороченные бревна, крупные и поменьше. Падали верховые лошади, с седоками и без, а следом летели повозки.

Первая мысль Мерфина была о родителях. Они вряд ли ходили на судилище над Нелл и вряд ли отправились смотреть на казнь: мать считала посещение подобных зрелищ ниже своего достоинства, а отца мало интересовала расправа с жалкой сумасшедшей. Вместо того они пошли в аббатство, чтобы попрощаться с Ральфом.