На ней была плотная накидка из добротного сукна, единственная роскошь в облачении, и то вынужденная – настоятельница всегда мерзла. Поздоровавшись с приором, она повернулась к Годвину.

– Твоя тетка Роза сильно заболела. – У монахини был напевный и чистый голос. – Она может не дожить до утра.

– Да пребудет с нею Господь. – Годвина кольнула жалость. В семье, где все только и делали, что командовали, Роза единственная слушалась. Этот цветок казался тем более хрупким, что его со всех сторон окружали шипы. – Я знал, что ей нездоровится, но не ведал, что настолько. Жаль моих двоюродных сестер, Элис и Керис.

– По счастью, твоя мать сможет их утешить.

– Верно. – Годвину подумалось, что умение утешать не самая сильная сторона Петраниллы. Куда лучше она умеет подпереть человека, чтобы тот не рухнул навзничь. Но он не стал поправлять Сесилию, а вместо того налил ей кружку сидра. – Вам не холодно, мать-настоятельница?

– Зубы стучат, – без обиняков ответила та.

– Я подкину дров.

– Мой племянник Годвин столь обходителен, поскольку хочет попросить у вас денег на обучение в Оксфорде, – съязвил Антоний.

Годвин смерил дядю бешеным взглядом. Он уже приготовил осторожную речь и опять выжидал нужного мгновения, а дядя ляпнул как нельзя грубее.

– Вряд ли мы сможем оплатить учебу еще двоим, – ответила Сесилия.

Теперь настала очередь Антония удивляться.

– Кто-то уже просил у вас денег на Оксфорд?

– Наверное, мне не стоило упоминать об этом, – отозвалась Сесилия. – Не хочу, чтобы у кого-то возникли неприятности.

– Никаких последствий, уверяю вас, – снисходительно заметил Антоний, затем одумался и добавил: – Мы всегда признательны за вашу щедрость.

Годвин подложил дров в очаг и вышел из зала. Дом приора стоял к северу от собора, крытая аркада и остальные строения аббатства располагались с южной стороны. Шагая по лужайке к монастырской кухне, молодой монах дрожал от холода и негодования.

Он предполагал, что приор может не сразу согласиться на его отъезд в Оксфорд: мол, потерпеть, повзрослеть, подождать, пока кто-нибудь из нынешних студентов не получит степень… Антоний юлил всегда, таким уж он был человеком. Однако, привыкнув к дядиному покровительству, Годвин не сомневался, что в конечном счете приор его поддержит. Непоколебимость дяди стала для Годвина неприятным потрясением.

Интересно, кто еще обращался к настоятельнице? Из двадцати шести монахов шестеро были ровесниками Годвина – значит, это скорее всего один из них. На кухне помощник келаря Теодорик трудился подручным у повара. Может, это он заручился деньгами Сесилии? Годвин смотрел, как Теодорик выкладывает гуся на большую деревянную тарелку, где уже стояла миска с яблочным соусом. У этого брата светлая голова. Он вполне может оказаться его соперником.

Годвин понес угощение в дом настоятеля, изнывая от беспокойства. Он не знал, что делать, если Сесилия и вправду решила помочь Теодорику. Плана на подобный случай у него попросту не было.

В будущем Годвин хотел стать приором Кингсбриджа. Он не сомневался, что более Антония достоин этого сана. А успешный настоятель способен подняться выше: до епископа, архиепископа, а то и до придворного или королевского советника. Годвин лишь смутно представлял, как распоряжаться такой властью, но чувствовал свое высокое предназначение. Однако к этим высотам вели всего две дороги: аристократическое происхождение и образование. Он происходил из семьи торговцев шерстью; его единственной надеждой оставался университет. А для того ему нужны деньги Сесилии.

Монах поставил блюдо на стол.

– Но отчего умер король? – спрашивала Сесилия.