Я нажимаю на газ. В зеркале заднего вида вилла уменьшается по мере того, как я уезжаю все дальше и дальше.

Вдруг из центрального выхода выбегает Голди и начинает нестись за моей машиной. Его золотистая шерсть развевается в воздухе, а фигура ярко контрастирует на фоне темно-зеленых лужаек. Позади него бежит Венди, пытаясь его догнать. Мои стекла подняты, но даже сквозь них доносится отрывистый лай.

Холодный пот выступает на спине. Голди никогда не вел себя так беспокойно. Но я где-то читала, что из всех животных только собаки чувствуют боль человека. И похоже мое состояние передалось питомцу.

Я торможу и выбираюсь из машины. Ко мне мчится Голди, пока со всего размаху не утыкается передними лапами в мою грудь. Мне удается с трудом сохранить равновесие и не свалиться на землю.

– Малыш, все хорошо, – я глажу его.

Обнимаю Голди, чувствуя, как лихорадочно бьется его сердце. Он принимается облизывать меня, выражая свою любовь.

– Мы полетим домой. В Мельбурн. Ты же хочешь туда вернуться вместе со мной? – я обхватываю его лапы и смотрю ему в глаза. – Знаю, что хочешь. Обещаю, мы вернемся туда. И все будет, как раньше.

У меня щемит в груди, когда я осознаю, что обещаю невозможное. Как раньше уже точно не будет. 

Нью-Йорк

Я сижу во главе стола и слушаю тиканье настенных часов. По правую сторону от меня сидят Фрэнк и Киллиан. Напротив них занимают места двое мужчин. Папа сказал, что это лучшие адвокаты в Нью-Йорке, и он им полностью доверяет.

С тех пор как мы оказались в кабинете, они все время молчат. Похоже, эти люди в числе тех, чье каждое слово имеет слишком высокую цену. Об этом же говорят их дорогие костюмы, сшитые на заказ.

– Черт возьми, где он?! – нетерпеливо спрашивает Фрэнк. – Он опаздывает уже на восемь минут.

По его интонации я догадываюсь, что папа сделал над собой немало усилий, чтобы сказать «он» вместо «сукин сын» и «ублюдок».

– Надеюсь, этот придурок не придет, – заявляет Киллиан с привычной невозмутимостью. – Я поспорил с Оуком на сотку.

Я моргаю. Что?

– Киллиан! – я с возмущением смотрю на брата. – Ты делаешь ставки на моем разводе?!

С той же невозмутимостью Киллиан пожимает плечами.

– Почему бы и нет, – отзывается он.

– Вчера у меня был телефонный разговор с его отцом, – говорит Фрэнк. – Маркос обещал, что он явится в суд.

– Так или иначе, у меня есть дела поважнее, чем ждать всяких придурков. Я сижу еще пять минут и ухожу, – Киллиан смотрит на меня. – Советую тебе поступить так же. Алекс и Майкл решат все без нас, – он обращается к адвокатам. – Нам ведь необязательно присутствовать на заседании, верно?

Один из адвокатов кивает.

– У нас есть все согласия и доверенности. Вы можете уйти прямо сейчас.

В этот момент я слышу приглушенный звук шагов в коридоре. Он становится все громче и громче, пока дверь не раскрывается, и в кабинет без стука входит Кэш.

Его взгляд находит мой, и в нем я вижу тепло и еще много эмоций, похожих на тоску, отчаяние и надежду. Мы смотрим друг на друга, и я с трудом отвожу взгляд. Но на сетчатке отчетливо сохраняется его образ.

Темно-каштановые волосы.

Кожаная черная куртка, блестящая от капель дождя.

В руке мотоциклетный шлем.

И синие пронзительные глаза.

– Ты опоздал на десять минут, – с упреком говорит Киллиан.

Я поворачиваюсь и наблюдаю, как Кэш проходит вглубь кабинета. Его походка представляет собой уверенное заявление. Скучающим взглядом он окидывает адвокатов, прежде чем оставить шлем на столе.

– Ты не слышал, что я сказал? – настойчиво повторяет Киллиан. – Ты опоздал на десять минут.

– Если ты ждешь от меня извинений, то их не будет, – Кэш отодвигает стул и садится в другой конец стола.