Чувствуя чудовищную усталость, я прислоняюсь лбом к окну и закрываю глаза. Через несколько секунд на мою руку ложится теплая ладонь. Я поворачиваюсь к Кэшу, и его взгляд блуждает по моему лицу. Мы смотрим друг на друга, и я пытаюсь понять, что с нами происходит?

– Ты уже решила, куда пристроишь Голди?

Я не удивлена, что он знает про аллергию моего отца.

– Еще нет.

Кэш тяжело сглатывает перед тем, как произнести:

– Ты можешь оставить его у меня.

– У тебя? – я не верю собственным ушам.

– Сомневаюсь, что мама или Грейс будут рады собаке, которая может испортить их дизайнерскую мебель, одежду или туфли. Но я могу выделить для Голди место. Это может быть бунгало в лесу для гостей. Обещаю регулярно кормить Голди и играть с ним. А ты можешь навещать его, когда захочешь.

Я опускаю взгляд на его ладонь, которая накрывает мою. Она широкая, большая и теплая. Развернув свою руку, я переплетаю наши пальцы и поднимаю глаза на Кэша:

– Спасибо, – мой голос больше похож на шепот, но я знаю, что Кэш меня слышит.

Я прожигаю взглядом белый Volvo, в котором сидит Блаунт. Несколько минут назад он вышел из бара с какой-то девчонкой. На вид ей не больше семнадцати, и она едва держалась на ногах, когда Блаунт затаскивал ее на заднее сиденье.

Теперь его машина движется в сторону пригорода. Соблюдая дистанцию, Десмонд едет за ним и сворачивает на грязную проселочную дорогу.

Примерно два часа назад мы отвезли домой Кимберли, потом я оставил Голди у себя. А дальше мы отправились следить за Блаунтом. Точнее, мы наблюдали, как этот урод накачивал девчонку крепкой выпивкой.

Сюрприз-сюрприз.

Блаунт представляет собой образец хорошего и примерного парня. Его официально ни разу не обвиняли в чем-то противозаконном и подозрительном. По всем пунктам он слишком правильный. Слишком гладкий. Слишком, блядь, отполированный.

Блаунт ходит по академии с ангельским лицом, будто он святой, а все остальные на его фоне жалкие грешники. Но он ни хрена не святой. Я чувствую, что в нем есть что-то глубоко неправильное. Блаунт что-то скрывает, и скоро я найду его гниющее место.

– Эй! – отзывается Стив с заднего сиденья. – Может, объясните мне, какого хрена вы взъелись на Блаунта?

Десмонд берет с центральной консоли журнал, на обложке которого моя фотография, и бросает его Стиву. На снимке я смотрю прямо в объектив, будто хочу врезать человеку по другую сторону камеры. На моих окровавленных губах безумная улыбка после драки в ночном клубе.

– Семья Блаунта облила дерьмом нашу семью, – говорит Десмонд сквозь плотно сжатые челюсти. – Мы обязаны оставить им предупреждение. До них должно дойти, что у них будут последствия, если они еще раз что-то напишут про Аматорио.

– А я думал, что Кэш хочет преподать ему урок за то, что он подкатывает яйца к блондиночке, – возражает позади меня Стив.

– Я же сказал. Ее зовут Кимберли, – я перевешиваюсь с сиденья и смотрю на друга. – И если я еще раз услышу, как ты предлагаешь ей попрыгать на члене, то я вывезу тебя в пустыню, закопаю в песок и вырву язык, чтобы им полакомились стервятники, – я произношу все будничным тоном, будто приглашаю Стива отправиться на прогулку в Бостон Паблик Гарден. – Тебе понятно?

– Более чем, – Стив пожимает плечами. – Значит, ты застолбил англичанку? Ну… То есть, Кимберли, – поспешно добавляет он.

Я сжимаю челюсти, но не показываю своей реакции.

– С чего ты решил?

– Ты попросил нас помочь вытащить ее собаку.

– Это моя собака. Я забрал Голди себе. Несколько лет он жил у Кимберли, и Голди ей доверяет. С нами он бы не отправился добровольно.