– Пожалуйста, генерал, заберите меня из епархиального училища.

Мать исподтишка погрозила ей указательным пальцем и сказала с льстивым смешком:

– Не слушайте этого ребенка, Александр Карлович, она у меня совершенная дурочка.

Но генерал не обратил на хозяйку никакого внимания:

– Что же тебе там не нравится?

– Я ненавижу архиерея, – заявило семейное проклятие, болтая грязными ногами.

– За что?

– А он после каждой обедни дергает меня за нос и говорит: «Эх ты, божья дудка».

– А почему архиерей так тебя называет?

На этот раз Мария Викентьевна опередила дочь с ответом:

– Катя поет в епархиальной церкви, – Мечты о новом зимнем полушубке таяли на глазах. – Говорят, у девочки хороший голос.

– Правда? – Генерал развернул стул и уселся лицом к девочке: – Ну, если так, спой мне, пожалуйста.

– Что спеть? – осведомилось семейное проклятие и тут же уточнило: – Тропарь петь не буду, он скучный.

– Ну, спой, что хочешь.

Катя слезла с дивана, одернула рваный подол – приготовилась к выступлению. Добросовестно набрала в грудь побольше воздуха и запела известный романс. Заходящее солнце нежно коснулось растрепанных пушистых волос, и они засияли, как у ангела на картине испанского художника.

Закончив романс, Катя тут же, не останавливаясь, запела арию из модной итальянской оперы. «Откуда она ее знает»? – успела подумать Мария Викентьевна. А дальше мыслей не было, только бесконечное удивление. Она и не подозревала, что у семейного проклятия, у вечной обузы, у нежеланного, нелюбимого ребенка такой громадный, чистый, могучий голос! И как он помещается в таком воробье?

– Божья дудка! – выкрикнул в окно сорванный мальчишеский голос. Раздался свист, громкий хохот, и вся честная компания кинулась врассыпную.

Катя замолчала, дергая себя за подол. Генерал подошел к девочке, обеими руками взял ее за голову и поцеловал в лоб. Погладил пышные растрепанные волосы, о чем-то задумался.

– Так мы завтра ждем вас к обеду, – напомнил он, поворачиваясь к хозяйке.

– Будем непременно, – пообещала Мария Викентьевна.

– С дочерью, – добавил генерал. – То есть, я хотел сказать, с дочерями. Я пришлю за вами коляску.

Гость поклонился и покинул комнату. За окном послышалось пощелкивание кнута, стук копыт раздробил вечернюю тишину и начал медленно удаляться, пока совсем не растворился вдали.

Мария Викентьевна обернулась к дочери, внимательно оглядела ее от сияющей макушки до измазанных черных ступней.

«А девчонка-то совсем не уродина, – вдруг мелькнуло в голове. – Я и не заметила, как она выправилась. Вроде ничего особенного в ней нет, а как запоет…»

– Откуда ты знаешь эту музыку? – спросила она, скрывая растерянность за строгим тоном.

– Слышала в кондитерской, там граммофон играет, – ответила Катя и равнодушно осведомилась: – Мне стать на колени в угол или идти в чулан?

Вместо ответа Мария Викентьевна громко крикнула:

– Глашка!

Пожилая девка явилась мгновенно, но смотрела она почему-то не на хозяйку, а на маленькую замарашку в разорванном платье.

– Вскипяти ведро воды, будем отмывать эту грязнулю, – велела Мария Викентьевна. И тут же крикнула вслед убегающей девке: – Глашка! Два ведра вскипяти, слышишь? Два! Одним не обойдемся!