– Вы хотите сказать, что вам нужен только покой? – серьезно спросил Герман, но глаза его как-то очень уж лукаво поблескивали.

Тимофей метнул на него сердитый взгляд и рявкнул:

– Нет, это им нужен только покой! Поэтому они за мной и пойдут.

Эктор смиренно кивнул.

– И теперь самое интересное: что мне нужно сделать. Первое: мне нужно встретиться с Галилеем.

Герман с сомнением покачал головой:

– Его четыреста лет искали – и не нашли. И сейчас бы не нашли, если бы он сам не захотел. А сам он захотел только потому, что Стас – его потомок. Разве не так?

– Заметь, это только твое предположение, – вкрадчиво ухмыльнулся Тимофей. – Но даже если это и так – нужно сделать, чтобы он по какой-то причине захотел встретиться со мной. Тогда я смогу получить от него что-нибудь более весомое, чем его карты. Ты ведь знаешь, сколько человек за три года ими воспользовались? То-то! Всего шестеро. И что толку ими обладать?

– Точнее, если он захочет с вами встретиться, вы попытаетесь от него получить что-нибудь более весомое.

– Господи, если бы я знал, что ты будешь такой нудный… – тяжело вздохнул Тимофей.

– Извините, – скромно потупился эктор. – А что второе?

– А второе – мне нужно создать инструмент влияния на здешнее ленивое и нелюбопытное население. Ну, то есть помимо того, – и он выразительно посмотрел на Германа, – что я получу от Галилея.

– Я так понимаю, у вас уже есть план?

– Есть. Я создам религию, – со скромной улыбкой провозгласил Тимофей.

– Чего-о? – поперхнулся Герман.

Вот-вот. Тот, земной Герман тоже был именно таким: корректен до невозможности, вежлив до отвращения – а потом как выдаст…

– Точнее – культ Галилея, – недовольно добавил Тимофей. – Пусть все будет так, как он задумал.

– А вы уверены, что он задумал именно так? – недоверчиво переспросил эктор.

– Да что такое с тобой сегодня?! Я говорю – в этом будет основное содержание религии! Для населения это – отсутствие смертей, а для Галилея – убедительный реверанс. Как тебе?

– А как Галилей об этом реверансе узнает?

– Господи ты боже мой! Неужели ты думаешь, что он не умеет видеть Другую Землю?! Как бы иначе он узнал, что Стас – его потомок, что его ищет именно Стас – ну, и так далее… Так как тебе?

– На первый взгляд – вроде бы здóрово, – замялся Герман. – Но я плохо представляю себе, как можно просто взять и придумать религию – а потом еще и заставить кого-то в нее поверить…

– Не твоя забота, – отмахнулся Тимофей. – Ты у нас по природе скептичен, тебе про религию все равно ничего не понять. Ты логику конструкции оцени!

– Оценил, – без особого энтузиазма согласился эктор. – Буду внимательно наблюдать за тем, что из этого выйдет.

– Ты свободен, – холодно произнес Тимофей, подходя к камину и помешивая кованой кочергой совсем уже потемневшие угли.

Герман почтительно поклонился и вышел.

Тимофей выждал, пока в коридоре затихли шаги, и тоже вышел.

Все последние три года, входя в свою мастерскую, он испытывал тонкое злорадство при мысли о тех своих коллегах-инженерах, которые переселились в Долину без своих лабораторий, мастерских, приборов, инструментов, самовозобновляющихся материалов и всего остального, без чего увлеченному техникой человеку вообще не жизнь. То же злорадство и сейчас добавило смака привычным действиям: он придирчиво отбирал нужные инструменты, бережно копался в кусках различных металлов в надежде найти именно то, что требовалось для воплощения его идеи, ласково раскладывал все это на огромном верстаке…

Когда все было подготовлено, он, с трудом сдерживая нетерпение, взялся за работу.

Через три часа он убрал последний инструмент на место и полюбовался тем, что получилось. Потом вынул из специальной коробки целый пучок разноцветных лоскутков бархата, шелка, сукна и долго, тщательно выбирал из них самый подходящий. Минут двадцать он полировал свое изделие, а затем торжественно уложил его в заранее приготовленную шкатулку на пышную фиолетовую бархатную подушечку.