Он вскочил с кресла и заметался по кабинету, нервно перебрасывая стакан из руки в руку.
– И нельзя было, чтобы все научились создавать то, что хотят!
Зинин улучил момент, когда Стас проносился у него за спиной, и воздел вверх руку с бутылкой.
Стас недоуменно остановился, рассматривая полупустую бутылку, потом аккуратно извлек ее из зининской руки, наполнил свой стакан и так же аккуратно вставил бутылку обратно. Выпил, даже не поморщившись, как воду, и неожиданно спокойно проговорил:
– Поэтому сейчас я буду делать то, что считаю нужным. Вы считаете меня последним подонком – на здоровье. Сегодня я стал убийцей – пусть так. Я решил, что его нужно убить, и убил. Не надейся, я не жалею. Так было нужно.
– Нужно для чего? – мрачно спросил Зинин. – Чтобы скрыть последствия твоей ошибки?
Стас медленно обошел кресло и встал прямо перед Зининым, нависая над тщедушным историком всем своим длинным телом.
– Не скрыть, а устранить, – жестко произнес он, глядя поверх зининской головы куда-то в окно. – Макс бы не остановился.
Зинин негромко уточнил:
– Ты действительно не мог его остановить? Поэтому он и не приходил к нам в Совет за одобрением, и при этом спокойно создавал, что хотел?
Стас наклонился и внимательно взглянул в лицо историку.
– Думай, как хочешь. Он бы не остановился – в этом вся суть. Он был угрозой всем. Всем и всему.
– Значит, я прав, – задумчиво сказал сам себе Зинин. – Ты пытался его остановить – и не смог. Очень странно… Других смог, а его нет. Почему именно его?
Стас, не отвечая, снова заходил по кабинету, подбрасывая опустевший стакан, а Зинин продолжал общаться с самим собой.
– Ты все устроил так, как хотел. Тимофеевы экторы теперь подчиняются только тебе. Все бегают к нам за разрешением на любой чих. Галилеанцев будто бы и в природе не было, Тимофей забился в норку и не рыпается… Ты не смог остановить только Макса. Ну ладно, еще тех двоих, которые раньше… В общем, тех, кого мы уже угробили. Почему?!
– Если бы я знал, не было бы нужды Макса убивать, – угрюмо пробурчал Стас.
Бутылка с жалко плещущимися на дне остатками снова взмыла вверх. Стас вылил остатки в стакан и не вполне твердыми шагами пошел к холодильнику.
– Что, там еще есть? – изумился Зинин, с горечью рассматривая свой пустой стакан.
– Есть… – печально сообщил Стас и извлек из холодильника преемницу первой бутылки.
Они продегустировали содержимое преемницы. Оно их вполне удовлетворило, и стаканы снова были наполнены.
Стас обрушился в кресло и в упор посмотрел на Зинина:
– Я понял одно: если у тебя есть превосходство, ты обязан им пользоваться. Даден тебе от природы дар – невежливо им пренебрегать. Хочешь, не хочешь, придется пользоваться.
– Правда?! – поразился историк. – А какой у меня дар?
– Да не у тебя, – досадливо поморщился Стас. – Я же о себе говорю.
– А-а… Тогда ладно, – успокоился Зинин.
Он немного посидел, осваивая очередную порцию животворящего напитка, потом встрепенулся:
– А твое превосходство – оно в чем?
Стас поразмыслил и осторожно предположил:
– Не знаю. Но оно есть. Иначе откуда бы взялся правый инфинит?
Зинин наморщился, сосредоточенно разглядывая правый висок Стаса, и растерянно спросил:
– А где твой правый инфинит?
– Так то-то и оно! – заорал Стас. – Нельзя было давать всем возможность создавать что попало!
Вдруг он осекся и торжествующе заявил:
– О! Вот оно, мое превосходство. Ты, скажем, мог бы тогда, три года назад, создать самолет?
Зинин решительно замотал головой.
– Вот! А я смог. Это что, не превосходство, скажешь?
Историк с сомнением поморщился и неопределенно покачал головой.
– Да ладно тебе! – возмутился Стас. – Потому и инфинит. Ты ж не дурак, должен понимать.