Он вскочил с кресла и заметался по кабинету, нервно перебрасывая стакан из руки в руку.

– И нельзя было, чтобы все научились создавать то, что хотят!

Зинин улучил момент, когда Стас проносился у него за спиной, и воздел вверх руку с бутылкой.

Стас недоуменно остановился, рассматривая полупустую бутылку, потом аккуратно извлек ее из зининской руки, наполнил свой стакан и так же аккуратно вставил бутылку обратно. Выпил, даже не поморщившись, как воду, и неожиданно спокойно проговорил:

– Поэтому сейчас я буду делать то, что считаю нужным. Вы считаете меня последним подонком – на здоровье. Сегодня я стал убийцей – пусть так. Я решил, что его нужно убить, и убил. Не надейся, я не жалею. Так было нужно.

– Нужно для чего? – мрачно спросил Зинин. – Чтобы скрыть последствия твоей ошибки?

Стас медленно обошел кресло и встал прямо перед Зининым, нависая над тщедушным историком всем своим длинным телом.

– Не скрыть, а устранить, – жестко произнес он, глядя поверх зининской головы куда-то в окно. – Макс бы не остановился.

Зинин негромко уточнил:

– Ты действительно не мог его остановить? Поэтому он и не приходил к нам в Совет за одобрением, и при этом спокойно создавал, что хотел?

Стас наклонился и внимательно взглянул в лицо историку.

– Думай, как хочешь. Он бы не остановился – в этом вся суть. Он был угрозой всем. Всем и всему.

– Значит, я прав, – задумчиво сказал сам себе Зинин. – Ты пытался его остановить – и не смог. Очень странно… Других смог, а его нет. Почему именно его?

Стас, не отвечая, снова заходил по кабинету, подбрасывая опустевший стакан, а Зинин продолжал общаться с самим собой.

– Ты все устроил так, как хотел. Тимофеевы экторы теперь подчиняются только тебе. Все бегают к нам за разрешением на любой чих. Галилеанцев будто бы и в природе не было, Тимофей забился в норку и не рыпается… Ты не смог остановить только Макса. Ну ладно, еще тех двоих, которые раньше… В общем, тех, кого мы уже угробили. Почему?!

– Если бы я знал, не было бы нужды Макса убивать, – угрюмо пробурчал Стас.

Бутылка с жалко плещущимися на дне остатками снова взмыла вверх. Стас вылил остатки в стакан и не вполне твердыми шагами пошел к холодильнику.

– Что, там еще есть? – изумился Зинин, с горечью рассматривая свой пустой стакан.

– Есть… – печально сообщил Стас и извлек из холодильника преемницу первой бутылки.

Они продегустировали содержимое преемницы. Оно их вполне удовлетворило, и стаканы снова были наполнены.

Стас обрушился в кресло и в упор посмотрел на Зинина:

– Я понял одно: если у тебя есть превосходство, ты обязан им пользоваться. Даден тебе от природы дар – невежливо им пренебрегать. Хочешь, не хочешь, придется пользоваться.

– Правда?! – поразился историк. – А какой у меня дар?

– Да не у тебя, – досадливо поморщился Стас. – Я же о себе говорю.

– А-а… Тогда ладно, – успокоился Зинин.

Он немного посидел, осваивая очередную порцию животворящего напитка, потом встрепенулся:

– А твое превосходство – оно в чем?

Стас поразмыслил и осторожно предположил:

– Не знаю. Но оно есть. Иначе откуда бы взялся правый инфинит?

Зинин наморщился, сосредоточенно разглядывая правый висок Стаса, и растерянно спросил:

– А где твой правый инфинит?

– Так то-то и оно! – заорал Стас. – Нельзя было давать всем возможность создавать что попало!

Вдруг он осекся и торжествующе заявил:

– О! Вот оно, мое превосходство. Ты, скажем, мог бы тогда, три года назад, создать самолет?

Зинин решительно замотал головой.

– Вот! А я смог. Это что, не превосходство, скажешь?

Историк с сомнением поморщился и неопределенно покачал головой.

– Да ладно тебе! – возмутился Стас. – Потому и инфинит. Ты ж не дурак, должен понимать.