Разочарованный Герман поспешно исчез.

Черт возьми, удалось. Все удалось.

И как всегда – бойтесь ваших желаний, ибо они исполнимы… Как он мог не подумать о том, что теперь любой сможет понять?!. Ничего не скажешь, кретин – ничем не лучше Стаса.

Да нет, получается, Стас умнее: тот всего лишь добровольно расстался со своим преимуществом. А тут куда хуже получается… Будто по собственной воле встал голым на площади, и теперь все окрестные придурки могут ходить, рассматривать, делать выводы и злорадно ухмыляться.

Хотя… Может, все не так и плохо? Придурки-то тоже ведь не одетыми ходить будут. А главное – Стас. Стас и его прихвостни – члены Совета. В конце-то концов, именно это было главной целью…

…Найти хоть кого-то из членов Совета оказалось довольно непросто. В поселке переселенцев Стасу сказали, что Буряк здесь не ночевал давным-давно. Это было удивительно: прежний дом Буряка рассыпался в пыль одновременно с Долиной, и ночевать ему было вроде как больше и негде.

Зато каждый из тех, к кому обращался Стас, только что видел Зинина, но, к сожалению, понятия не имел, куда тот направился. Стас почти час безуспешно бродил по поселку, институту и общежитию в поисках заблудшего историка, но махнуть рукой на продолжение поисков никак не мог: боялся, что его решимость понемногу растает, если не реализовать ее прямо сейчас.

Зининский дом на Равнине во время дестабилизации нисколько не пострадал: может, эти два диссидента сейчас там? Этот вариант был очень похож на последнюю надежду, и Стас без особого желания полез в самолет.

К его несказанному облегчению, диссиденты оказались действительно там и не слишком обрадовались появлению Стаса. Когда его долговязая фигура возникла в гостиной (друзья, конечно, не сочли нужным запереть входную дверь), они замолчали и угрюмо уставились на непрошеного гостя.

Стас помолчал немного, в последний раз перебирая в голове доводы в пользу своей полной откровенности, а потом решительно заявил:

– Извините, если я вам помешал перемывать мне косточки, но мне вообще-то плевать. Вы, помнится, хотели знать, почему все начали бегать в Совет? Слушать-то будете, или я обратно полетел?

Те переглянулись, и Зинин молча указал Стасу на кресло довольно аскетичного вида. Тем не менее, Стас с удовольствием почувствовал, что обстановка потеплела, несколько приблизившись к их прежнему, дореформенному общению.

…Когда он закончил свой рассказ, все трое долго молчали. Потом Буряк, пожав плечами, произнес куда-то в пространство:

– В общем-то, нечто подобное мы и предполагали. Только мы думали, что ты эту фиолетовую штуку сделал сам.

Зинин вдогонку ему пробормотал:

– Все равно хорошо, что ты рассказал – даже если это ничего не меняет…

Стас бросил на него благодарный взгляд, ощущая внутри легкий стыд: все-таки рассказал он им про Галилеев последний подарок вовсе не из дружеских соображений… Впрочем, его скрытые мотивы незамедлительно обнародовал безжалостный Буряк:

– Я так понимаю, тебе нужно какое-то наше содействие на будущем торжественном мероприятии?

– Ну… – замялся Стас. – И это, конечно, тоже. Но я просто перестал понимать, зачем это скрывать дальше.

– И то хлеб, – вздохнул Буряк, и в его голосе тоже прозвучало некое расположение, которым он давно уже Стаса не баловал.

На волне общего осторожного братания Зинин вспомнил про свои обязанности хозяина и пошел ставить чай.

– Слушай, а ты где ночуешь-то? – вдруг вспомнил Стас. – Я тебя искал по всему поселку, а мне говорят: их давно не было-с… Здесь, что ли?

Буряк долго молча смотрел на него, потом нехотя произнес: