Тут же решимость Симахиры во время «второго рождения» молча повиноваться всем указаниям, каковы бы они ни были, подверглась испытанию. Один из присутствующих оказался не брахманом, а цирюльником, который, когда настала его очередь участвовать в церемонии, налысо побрил Симахире голову. Тот не стал возражать. Поздно, неуместно, да и, в таком жарком климате, почему бы и нет?

Затем ему разрешили, наконец, смыть жёлтый порошок. Омовение тела символизировало очищение души. К счастью, жена Уксавы к этому времени ушла в дом; впрочем, при начале церемонии многие прохожие останавливались посмотреть и образовали довольно плотную толпу вокруг. Женщин в ней было, пожалуй, больше, чем мужчин. Хотя коже от порошка было довольно неприятно, Симахира постарался помыться и надеть набедренную повязку как мог быстрее. Повязку ему выдали новую, это тоже было частью обряда. Осознавая себя отныне членом общества, нужно было соблюдать общественные приличия и поддерживать своё достоинство.

Очистительные действия не ограничивались только омовением, пришлось также вкусить панчагавы, к счастью, гораздо меньше, чем в церемонии очищения после «возвращения» из-за пределов Индии спустя века после убытия. Часть продукта возложили на алтарь, в дар богам, а часть Симахира послушно проглотил. Жидким навозом только что помывшегося «мальчика» не обмазывали. И то хорошо. А то – мало ли?

Уксава подтолкнул Симахиру к одному из брахманов, который играл роль непосредственно учителя, и Симахира произнёс старательно выученный текст (на санскрите!) – просьбу взять его в ученики. В ответ тот, принимая просьбу, подарил «ученику» верхнюю одежду (которую, как прекрасно видел Симахира, ему перед тем передал Уксава) и сказал стихами, также на санскрите: «Так же как Брихаспати надел одежду бессмертия на Индру, так я надеваю эту одежду на тебя ради долгой жизни, жизни до старости, силы и блеска» (Симахире заранее перевели). В древности, когда арии были скотоводами, это была бы (для кшатрия) шкура пятнистого оленя, но с развитием ткачества она была заменена. Но этого Симахире никто не объяснял, он это сам нашёл в сети в каком-то этнографическом тексте. И ему хватило ума не спрашивать в ходе обряда, так ли это. Во-первых, «отец» объяснил ему, что то, что делается сейчас, делалось испокон веков. Во всяком случае, полагается так считать, понял Симахира. Если бы он захотел реформировать обряд и ввести в него запуск фейерверка, ему следовало бы найти древний текст об этом обряде, в котором было бы описание чего-то похожего, и ссылаться на него, чтобы «вернуться к обычаям предков». Во-вторых, он уже знал, что кожа считается нечистой материей. Даже кожаная обувь конструируется так, чтобы при надевании не приходилось касаться её руками. Если бы современные брахманы услыхали о шкуре оленя в качестве священной одежды, они, надо полагать, попадали бы в обморок. Очевидно, то, что ведийская религия, откуда родом обряд упанаяны, имеет мало общего с современным индуизмом, для индуистов большой секрет. Включая уважаемых учёных брахманов. Настолько большой, что, попытайся он его раскрыть, ни к чему хорошему это не привело бы.

Одежда была из жёлтого хлопка. Естественно, так делалось всегда. Симахира, однако, знал, что раньше ему полагался бы лён, брахману – пенька, вайшье – шерсть. Ткань тоже раньше была бы у него не жёлтой, а окрашеной мареной. Не той, что Марена (Морана, Мара), богиня смерти и зимы у славян, или злой демон Мара у буддистов, а растение, из которого получается ярко-красная краска, потому что, собственно говоря, «варна» означает не только сословие, но и цвет! В частности, кшатрии ассоциируются с красным цветом, цветом огня, войны, решительности и энергии. В то же время у брахмана одежда была бы коричневой (хотя брахманы ассоциируются с белым цветом), а жёлтой – у вайшьи. А ещё раньше одежда была бы белой у всех. Некрашеной и нестиранной. Считается также, что она соткана в доме ученика в ночь перед церемонией, но сейчас это условность, можно купить; к тому же, если она соткана в доме ученика, почему считается, что её дарит брахман, к которому тот поступает в учение? Естественно, Симахира не стал спрашивать.