– А как тебе вот это? – вдруг спросил Игорь, указывая на портрет какой-то знатной дамы в голубом, сияющем платье, увешанном драгоценностями.

– А что это? – спросила Алла Геннадьевна, подходя ближе. – Гм, портрет герцогини Кингстон. Холст, масло. Работа неизвестного художника, предположительно, вторая половина восемнадцатого века, – прочитала она. – Ну, и что?

– Видишь ли, сестричка, – задумчиво сказал Игорь, – что-то есть в этой картине загадочное. Во-первых, нечетко установленное авторство. Англичане, как правило, относились к этому вопросу весьма скрупулезно. Во-вторых, необычно положение самой героини – она стоит в полный рост, намеренно приподнимая почти до колена длинное платье, чтобы показать браслет на ноге. Англичанки, как известно, в восемнадцатом веке таких браслетов не носили, если носили вообще когда-нибудь. И, в-третьих, манера письма скорее напоминает русскую, чем английскую.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Алла.

– Я просто обратил твое внимание, – ответил Игорь. – Портрет действительно необычен, к тому же его цена не столь высока, как у признанных мастеров – того же Ромни или Бенджамина Уэста.

– Хорошо, запиши номер лота, – сказала Алла Геннадьевна. – Честно говоря, мне эта женщина тоже нравится. Посмотри, как она хороша собой – просто супермодель!

– Эту фразу должен был сказать я, – улыбнулся Игорь.

– Ты и так сказал вполне достаточно, – ответила Алла. Потом добавила, обведя глазами публику, заполнившую выставочные залы: – Не думаю, что у нас будет серьезная конкуренция на этом лоте.

– Поживем – увидим, – сказал Игорь.

Через три дня в аэропорте «Хитроу» они садились на рейс до Москвы. В багажное отделение «Боинга», приняв должные меры предосторожности, был погружен специальный деревянный ящик с металлической окантовкой. В нем, обернутые в несколько слоев фланели, находились две картины – «Мальчик с виолой» Томаса Гейнсборо и «Портрет герцогини Кингстон», автор которого так и остался неизвестен.

– Сударь, – скрипнул треснувшим голосом герцог Кингстон, – скажите, как я могу отблагодарить вас, и это немедленно исполнится.

– Ваша светлость, мне ничего не нужно, – ответил Эндрю. – То, что я сделал, мог бы сделать любой мужчина.

– Вы так думаете? – скептически спросил герцог. – Почему же тогда никто из присутствующих, кроме вас, не сдвинулся с места?

Эндрю неопределенно пожал плечами. Он не знал, что отвечать герцогу. Он не знал, чтó можно попросить у него. Он не знал, до какой степени нахальства может дойти человек на его месте.

– Ваша светлость, – сказал он неуверенным голосом, – как вам известно, я приехал в Англию издалека. В дороге я сильно поиздержался, и если бы не беспримерное гостеприимство лорда Фулхема, то совершенно бы не знал, как мне жить дальше. Вот почему я осмеливаюсь просить у вас некоторую небольшую сумму денег, которая бы позволила мне снять комнату с мебелью недалеко от центра Лондона. Кроме того, мне хочется открыть школу восточных единоборств, где бы я мог обучать молодых людей некоторым особым приемам борьбы с оружием в руках или без него.

Закончив фразу, Эндрю со смущением отвел глаза от сморщенного в старческой гримасе лица герцога. Тот какое-то время сидел молча, жевал губами, осмысливая необычную просьбу своего гостя. Затем, должно быть, на что-то решившись, снова скрипнул:

– Мистер Сейбл, то, что вы сделали для моей супруги, а особенно для меня, по большому счету, не имеет цены. Вот почему я скажу вам следующее: не далее, как завтра, мой секретарь сообщит вам адрес вашего нового жилища, которое я берусь оплачивать столько, сколь долго вы пожелаете там находиться. Это первое. Что касается вашей школы, то я в этом ничего не понимаю. В мое время дрались либо на шпагах, либо на пистолетах. Но денег я вам, конечно же, дам для аренды какого-нибудь зала, где вы смогли бы проводить свои занятия. Это второе. И третье, полагаю, самое приятное для вас: и я, и моя супруга очень бы хотели по средам и субботам видеть вас у себя на обеде. Не откажите в любезности приезжать к нам в три часа пополудни.