«По-моему, проще спуститься в магазин за пиццей».

«На ком ты женился!»

«Ну, ты же знаешь, при свете дня слепой как крот, не разглядел малость. А когда протер глаза, было уже поздно, на пальце откуда-то взялось кольцо».

«Бедный ты, бедный. А вот не фиг было вчера мне эту игру показывать. До сих пор пальцы от клавы болят. А у меня вчера, если помнишь, были наполеоновские планы по приготовлению плова».

«В мультиварке».

«Все равно! Мясо и овощи сами себя не порежут и в мультиварку не прыгнут, между прочим. А ты тут со своей игрой, файерболом тебе в дышло!»

«Ну да, опять я виноват!»

«Конечно! Что ж, завтрака нет, будешь вместо него. Раздевайся и ложись на стол!»

«Ого! Знаешь, солнце, я вообще-то тоже голоден…»

Вспышки памяти ловили меня, когда я натыкался на свет глазами без очков или когда лучей попадало на кожу слишком много. Воспоминания причиняли такую боль, приходилось нырять в тень, сползать по ребристой коре дерева на землю и ждать, когда отпустит.

Иногда на привалах и ночлегах охватывал страх, что начинаю забывать черты ее лица, и пальцы спешно разгребали под ногами сухую листву, я смачивал почву водой и лепил портрет. А затем долго разглядывал земляной барельеф… Разговаривал с ним, теребя на шее амулет.

Да, я ведь сделал амулет. Еще там, в городе, когда сидел в сервисном центре. Пока парни возились с ноутом Светы, я устроился в кресле со своим и скинул на новую флешку все-все наши с ней фотки, всю нашу музыку, видео, где вместе дурачимся, ее школьные стихи… В общем, все. Потом купил цепочку и брелок в виде бычьей головы. На его кольцо прицепил обручальное Светы, рука не поднялась продать, ну и эту флешку.

Понятия не имею, что делать с ней в лесу. Но бороться с иррациональным порывом было невозможно. Хочется, чтобы цифровая душа Светы всегда была рядом.

Однажды проснулся со слезами. Снилось, что Света жива, вместо того чтобы ударить ножом, я уговорил ее сорваться в путешествие, мы в тот же день взяли билеты на поезд и умчались подальше от всех этих Лексов и прочей суеты. Я целовал ее под стук колес, и в этом поцелуе столько горечи и сладости, так не хотелось просыпаться…

Прошло три недели, и вот я сижу на дереве.

Яркие лучики солнца, пробиваясь сквозь листья, жгут кожу как лазеры. Спина вжата в ствол, между ног толстый сук, левая рука держится за сучок поменьше. Удовольствие то еще, все затекает, ребра коры больно давят сквозь одежду, а высота внушает, что шелохнешься – свалишься. А падать не хочется.

Особенно когда под деревом дежурит волк.

В пути я придерживался стратегии. Идти, сверяясь с компасом и картой, в самую глухую глушь, где на сотни квадратных километров ни единой живой души. Поход, привал, поход, ночлег… И не важно, сколько проходить за раз, но если идти каждый день и каждую ночь (ночью даже лучше – можно без очков, а ночи тут, как оказалось, довольно светлые), рано или поздно углубишься в таежные джунгли, куда не ступала нога человека. Разве что снежного.

И я добился-таки своего. Забрел в глушь. Конечно, предполагал, что глушь – это не только отсутствие потенциально опасных людей, но и наличие не менее опасного дикого зверья… Что ж, молодец, верно предполагал. Полегчало?

Мое верное предположение, тем временем, лежит прямо подо мной и вылизывает переднюю лапу.

– Эй, Шарик… Долго будешь караулить? Я не спущусь, не надейся.

Серый прародитель всех Шариков, Бобиков и Тузиков перестал лизать, задрал голову вверх. Глядит спокойно. Наконец, морда опустилась, челюсти выпустили язык, волк шумно попыхтел, и голова улеглась на лапы.

– Даже так?

Держась левой рукой за сук, правой я достал из жилетки фляжку с водой. Зубами открутил крышку и сделал пару жадных глотков. Немного подумав, сделал третий. Вообще-то надо экономить – куковать на ветке еще ой как долго! Но, как назло, именно сейчас, в этой заднице, пить хочется как никогда.