Отпустив женщин, кремлевские сидельцы послали к русским предводителям послов, просили пощады, объявили себя военнопленными и выговорили одно только условие, чтобы сдавшимся оставили жизнь.
24 октября поляки отворили ворота на Неглинную (Троицкие) и стали выпускать бояр и русских людей: князя Феодора Ивановича Мстиславского, Ивана Михайловича Воротынского, Ивана Никитича Романова с племянником Михаилом Федоровичем и матерью последнего, Марфой Ивановной, и других. И в этом случае Пожарский явился защитником несчастных и беззащитных.
Принять бояр он пришел со своим полком. Это было на Каменном мосту, у Троицких ворот Кремля. Как только казаки завидели выходящих бояр, они тоже поднялись всем полком, вооружились, распустили знамена и хотели броситься на них, однако были удержаны от этого ополчением Пожарского. Казаки покричали, пошумели и ушли в свои таборы. Пожарский и Минин с честью проводили бояр в свой земский стан.
На другой день, 25 октября, отворились все ворота Кремля. Земское войско собралось близ церкви Иоанна Милостивого, на Арбате, войско Трубецкого – за Покровскими воротами. И оттуда и отсюда пошли архимандриты, игумены, священники с крестами и иконами в Китай-город; за ними двигалось войско. Оба шествия сошлись на Лобном месте. Здесь запели молебен. Во главе духовенства стоял доблестный архимандрит Дионисий, нарочно прибывший из своей обители. Затем из Фроловских (Спасских) ворот вышел к ним навстречу элассонский архиепископ Арсений с кремлевским духовенством, неся чудотворную Владимирскую икону Божьей Матери. Соединившись, все духовенство вошло в Кремль и совершило в Успенском соборе литургию и благодарственный молебен.
И в Кремле, как и в Китай-городе, русские увидели чаны с человечьим мясом, слышали стоны и проклятия умиравших в муках голода. Горько тронуло русских опустошение церковных и царских сокровищ. Поляки побросали оружие и ждали своей судьбы. Все имущество пленных было сдано в казну. Минин распоряжался отбором, и все это отдали казакам в награду. Те пленники, которые достались на долю Пожарского и земских людей, уцелели – их отправили в разные города. Но казаки не вытерпели и, в противность крестному целованию, перебили чуть не всех поляков, доставшихся им. В Нижнем Новгороде народ хотел перебить пленников, препровожденных туда, и когда воеводы стали не давать их, народ до того озлился, что чуть было и самим воеводам не досталось. Насилу мать Пожарского уговорила нижегородцев.
В то время как полумертвые от голоду кремлевские сидельцы сдавались русским, польский король Сигизмунд выступил в поход на Москву вместе с королевичем Владиславом. Сначала весть об этом сильно всполошила русских. Но тревога оказалась напрасной. Король не мог собрать большого войска и двинулся с ничтожными силами, думая, что ему легко будут покоряться русские города, но ошибся в расчете. Послал он посольство в Москву уговаривать московское войско признать Владислава. Но это посольство даже и в Москву не было допущено. На поклон к Сигизмунду или Владиславу никто не явился. Поход по безлюдной и разоренной стране не представлял ничего привлекательного. По всем путям бродили ненавистные полякам «шиши», хватали и убивали польских солдат, когда те ходили в поисках продовольствия. Попытался было король взять Волок Ламский, да не смог. Кончился уже ноябрь, и наступила лютая зимняя стужа. Пришлось Сигизмунду вернуться в Польшу.