– У него был ноутбук?
– Был. Но его нам как раз и не вернули. Сказали, что украл кто-то из нападавших. Только там вряд ли было что-то ценное, Илья парень опытный. К тому же мы точно знаем, что он вел записи исключительно в бумажном виде.
– То есть ничего осязаемого?
– Есть одна зацепка, – генерал открыл пластиковую папку, в которой лежал всего один лист. – Это шифрованное сообщение, которое Барков успел отправить непосредственно перед своей гибелью. Оно закодировано совершенно неизвестным и ни разу неиспользуемым до этого шифром.
– И что это значит?
– Это значит, что перед самой гибелью Барков узнал, что среди причастных к операции есть предатель. Который его и сдал. И как мог попытался нас предупредить.
Сцепив руки на колене, Кривошеев принялся быстро вращать большими пальцами.
– Пока одни предположения. Хорошо, допустим все именно так, как ты рассказываешь и среди нас предатель. Но что, если вы не сможете расшифровать эту записку в ближайшее время? До встречи двух президентов чуть больше месяца и, если мы не узнаем, каким именно способом они собираются устранить американца, то встречу необходимо отменять.
– Есть одна идея.
Пальцы замерли.
Железнокопытов встал и несколько раз прошелся вдоль ряда пустых кресел.
– Существует две проблемы. Первое: шифр нам не знаком, на декодирование может уйти больше месяца. Второе: даже если мы справимся за меньший срок, то текст может оказаться в руках человека, который причастен к разоблачению нашего агента, поэтому я не могу отдать его нашим ребятам на расшифровку.
Лицо главы службы внутренних расследований приняло чуть более заинтересованное выражение.
– Продолжай.
– И я решил привлечь к работе людей, которые соответствуют двум требованиям: – генерал посмотрел на папки, лежащие на краю стола. – Они должны быть близки к Баркову и не работать в нашей системе. Точнее: сейчас не работать.
Бесцветные глаза впились в собеседника.
– Поясни.
– Барков не просто так воспользовался незнакомым нам шифром. Первое: он был уверен, что есть человек, который знаком с этой кодировкой. Второе: этот человек совершенно точно не имеет отношения к операции на Ближнем Востоке. Такими людьми могут быть только те, кто лично дружил с Ильей и длительный срок у нас не работает. Понимаешь?
– Не совсем.
Генерал развернул один из стульев и сел напротив гостя.
– То есть, близкие друзья Баркова, уволенные в запас. Именно здесь кроется наш шанс.
Кривошеев тоже придвинулся ближе.
– Забавно, – цепкие глазки внимательно изучали собеседника. – И много таких набралось?
– Да, в общем, не очень, – Железнокопытов на секунду замялся, словно прикидывая хорошо это или плохо. – По правде говоря, стоящих всего шестеро. Остальные и вовсе полное барахло – их не увольнять надо было, а вешать.
Кривошеев нетерпеливо отмахнулся.
– Еще успеете. Так что с этими шестерыми?
– Что, что… – генерал погрустнел еще сильнее. – Один в психиатрической клинике, один спился, таким образом, осталось всего четверо.
– Отлично, – за одобрением крылась откровенная насмешка. – Что с этой мощной гвардией?
– Пока ничего, – генерал отвел глаза. – Отказались все четверо.
– Как это «отказались»? – впервые за всю беседу, лицо безопасника приняло растерянное выражение.
– А вот так. Отказались и всё. Причем категорично.
– Ничего не понимаю, – Кривошеев втянул голову в плечи, словно потревоженная черепаха. – Может вы им что-то не так объяснили?
– А что тут объяснять? – глядя на угрюмое лицо хозяина кабинета, не сложно было догадаться, что он до судорог ненавидит и этот вкрадчивый голос, и своих бывших сотрудников, и чертовых американцев, и все силы зла вместе взятые. – Мы были уверены, что они с радостью примут предложение и потому не предусмотрели рычагов давления.