– Новый день. Просто еще один день, – сказала вслух Аля, и один из старичков с любопытством поднял голову в ее сторону. Она неловко улыбнулась.

– Добро утро, госпожица!

– Добро утро!

Через пару часов Аля совершенно обжилась в чужой квартире.

Она приняла душ, вытерлась своим пляжным полотенцем, закинула одежду в стиральную машину и запустила цикл.

На кухне у Сашко нашелся зеленый чай в блестящем пакете с китайскими иероглифами – видимо, заказанный с иБэя. Позже Аля поймет, что совершенно обычный по ее московским меркам листовой тегуаньинь или улун на рядовой болгарской кухне были экзотикой.

У большинства ее будущих болгарских знакомых можно будет с трудом допроситься чая в пакетиках, и чаще всего это будет даже не обычный черный или зеленый, а «билков чай» – сбор из трав, растущих на склонах Рильских или Родопских гор. Ее привычное русское чаевничанье каждые пару часов будет встречаться нескончаемым потоком шуток и острот, ну а пока – пока на этой солнечной кухне был хороший зеленый чай, простой заварочный чайник из «Икеи» и холодильник, доверху забитый продуктами. Этого было достаточно.

Открыв в первый раз хромированную дверь, увешанную магнитиками из разных городов, она ухмыльнулась. У ее нового знакомого был тот же хомячий синдром, что и у нее самой. Она всегда забивала холодильник и кухонные шкафчики про запас, покупая гораздо больше продуктов, чем могла съесть. Еда портилась, треть приходилось выкидывать, бойфренды и соседки по квартирам ругались, но она не могла ничего с собой поделать.

Возможно, в какой-то прошлой жизни она умирала от голода, и этот страшный опыт сохранился где-то на самом донышке подсознания. В этой инкарнации за все 27 лет голодать ей не доводилось ни разу, но она никогда не пыталась бороться со своим иррациональным порывом – где бы она ни жила, вид полного холодильника всегда имел хороший успокоительный эффект.

На кухонном столе она разложила всю свою разномастную технику, воткнув зарядные устройства в рядок розеток над столом. Здесь все было сделано удобно – на расстоянии вытянутой руки. Казалось, сидя за столом, можно было дотянуться до чего угодно или, в крайнем случае, сделать всего один лишний шаг.

Отхлебывая из чашки зеленый чай, Аля ждала, пока окончательно разрядившийся ноутбук проснется и загрузит рабочий стол. В этой случайной квартире она неожиданно почувствовала себя нормально – впервые, пожалуй, за несколько последних месяцев. Но что будет дальше – да хотя бы вечером, когда Сашко придет с работы?

Она не знала, хочет ли она с ним спать, хочет ли провести в этом городе, который она толком не успела разглядеть за вчерашний вечер, несколько дней? Недель? Хочет ли она, едва сбежав от одних отношений, сразу очнуться в некоем подобии других, пусть и всего на пару дней? Или просто пожить у этого беспокоящего ее мальчика пару дней, поспать на кухонном диванчике – он достаточной длины, можно даже вытянуться в полный рост, поболтать с ним о его химии?

То, с какой легкостью он оставил ее у себя дома, давало повод думать, что он не будет против, если она решит остаться.

Компьютер наконец вернулся к жизни. Кликнув на треугольную иконку доступа в Интернет в правом нижнем углу экрана, она обнаружила, что доступ к вайфаю запаролен, и вдруг поняла, что у нее даже нет номера Сашкиного телефона.

Аля решила вернуться в спальню, где на небольшом рабочем столе стоял обтекаемый маковский моноблок. Над столом висели полки, заставленные книгами – непонятные, видимо, химические тома со смутно знакомыми со школы формулами на обложках, руководства по бизнес-администрированию и пара продвинутых учебников английского. На одной из полок перед книжным рядом стояла фотография более чем вековой давности – в углу черно-белого фото стояла дата 1907.