– Но ведь старался Данила-то, – Костик попытался крайний аргумент применить. – Чё сразу на полку-то класть? Дайте хоть …

– Мы все стараемся, – перебил его Попов. И так было ясно, что этот маньяк ещё всем мозг вынесет. Хлебом не корми – дай поубивать врагов из новой игрушки. – Шмель! У тебя задание важное. Вот вернёшься, тогда и обсудим. А пока предлагаю голосовать.

Через две минуты, дождавшись нехотя поднятой руки Костика, решение было принято единогласно.

И потом раздался снова голос Данилы:

– А гранаты брать будете?

…

Сашка Меншиков ехал из Переславля в Преображенское с бумагами для Ромодановского. Нет, вестовым он вовсе не подрабатывал. Просто с оказией бумаги те вёз. Так-то задачу ему Пётр поставил совсем другую.

Намечавшиеся на июнь-июль большие манёвры для слаживания и оттачивания взаимодействия разных видов войск обеспечили сильную головную боль для кучи чиновников и служивых людей. После того, как Нина Быстрова ещё полгода назад провела жёсткий аудит всей системы поставок в армию, в Воинском приказе на время установилось шаткое затишье. Все ждали реакции царя на выявленные нарушения.

Фёдор Головин ходил мрачнее тучи, всем своим видом подтверждая скорый трындец всем выявленным казнокрадам и мздоимцам. Его названный сын Василий в Сыскном приказе работал почти целыми сутками, выискивая всё новые эпизоды по фактам хищений и вредительства. Глава Сыскного приказа боярин Стрешнев, разбирая предоставленные Василием улики, скрипя сердцем вынужден был соглашаться с переводом некоторых участников процесса из свидетелей в главные обвиняемые. Не взирая на громкие фамилии.

К маю удалось более-менее согласовать с государем список на выбывание. Пятнадцать особо выдающихся деятелей невидимого фронта были приговорены к казни через отрубание голов. При этом трактовка обвинения «за измену и вредительство в пользу иностранных держав» отпугивала всех желающих походатайствовать перед царём за их помилование. Даже родственники, далеко не самые последние аристократы в родах, и те побоялись сунуться с челобитными. Быть обвинённым в государственной измене и по тем временам считалось несмываемым позором не только для самого злодея, но и для всего его рода. И если после казни имущество изменников отходило в государеву казну, то ближайших родственников могли и в какой-нибудь сибирский Берёзов отправить комаров кормить до конца жизни. Семя Иудово выжигали вот так непритязательно и сурово.

Выбирали наказания вдумчиво. Всё та же проклятая политика кадрового голода и потребность удержать наиболее влиятельные рода в повиновении царской власти накладывали свои ограничения на желание Петра, поотрубать всем этим тварям бошки!

Ещё почти двести шестьдесят казнокрадов, прямо или косвенно бывших инициаторами или участниками цепочки хищений, удостоились личной аудиенции с Фёдором Юрьевичем Ромодановским и Василием Головиным.

Работы было много. Слава Богу, организованной преступности в России тогда не существовало. Если, конечно, не принимать во внимание круговою поруку дворянских родов и высшей аристократии. Но никакой системы или действенных механизмов сопротивления исполнительной власти, как это было выработано гораздо позднее в той же итальянской мафии, выработано ими ещё не было. Каждый из обвиняемых пел на дыбе соло. Продажных адвокатов не предусматривалось. Зато, как чуть позже подтвердилось, были продажные судьи.

Но перевод дел из разряда уголовных в разряд госизмены практически развязывал руки дознавателям Сыскного приказа на используемые методы дознания. В таких делах и гражданский суд, и военный трибунал не работали. Только прямая подсудность государю и его воле.