Обижайся – я буду оправдываться.

Это же самое сладостное -

Влюбляться в тебя при любых обстоятельствах.

Никогда

Я за тебя вечно дралась,

Своими когтями рвала пространство,

А теперь, ненужная, и ты в лицо

Мне стреляешь с бессердечным лихим постоянством.

Как из двухстволки, – прямо в глаза

Строчишь неответами равнодушия,

Не отвечая на сообщения,

Полудохлую тварь, меня душишь.

Да добьешь, не волнуйся, осталось недолго.

Когти мои давно стерты в кровь,

И моя завидное для меня постоянство

Истончается – кровоточить тебе про любовь.

Она есть, она плачет, течет стихами,

Рвотой захлебываясь от истерик,

Но вновь двухстволка на перезарядке,

Пока с книжкой тебя жду в постели.

Расстались – и ладно. Найдутся люди,

Гораздо лучше нас, интереснее.

Только мне не нужны, как тебе, другие,

И, боюсь, мир вовсе не тесен.

Значит, прощаться – решила за нас,

И не будет другого решения.

Значит, мечте на полях умирать

И не ждать никогда воскрешения.

Мертвые и одиночество

Вычеркнув меня из списка живых,

Ты, в сущности, ничего и не изменила.

Если до тебя было жить невозможно,

То после – невыносимо.

Ты победила, если желала,

Но вряд ли у тебя вообще был план

По истреблению из своей жизни

Меня, любительницу мелодрам,

Мармеладных объятий, сладких улыбок,

Вечного желания к тебе прильнуться,

Взяв за руку, лечь на плечо драгоценное, -

И неба коснуться.

Случается ли у тебя чувство вины,

Что я на обочине жизни, в реве?

Или ты самозабвенно живешь в работе,

Не чувствуя запаха крови?

А впрочем, не важно: давно все простила.

Я слишком люблю, ключевое тут – слишком.

Давно бы бросить писать тебе,

О тебе, для тебя. – Не те нервишки.

Просит сердце, тобой расковырянное:

«Пожалуйста, не умирай, пиши».

И слезы просят писать каждый вечер

На помин усопшей (впрочем, давно) души.

Единственно, кто ее оживила,

Сейчас уже вспоминает редко:

У нее жизнь легкая, без привязок -

Вот она бережет нервные клетки.

А когда-то тебе были очень важны

Мои настроения, пульс, дрожь в голосе.

Как быстро люди проходят сквозь. -

Я завидую мертвой холодности.

Почему моя смерть совсем иная?

Мне или больно, или все равнодушно?

А у тебя, черт, такая воздушная,

И жить тебе вовсе не душно?

Когда-нибудь, может, мы прекратимся:

Мое воображение и память потухнет

Болезнью шизофренически прогрессирующей. -

И нас в мире больше не будет.

Ты будешь одна, с каким-то вновь встреченным,

А я не повторюсь десятой раз строчкой.

И убьет меня любовно, спокойно,

Единственно верное мне одиночество.

Почему, природа?

Почему природа не предусмотрела,

Чтоб у меня был ребенок от любимой женщины?

Почему ей взялось да и захотелось,

Чтоб мужчина участвовал в деторождении?

Я хочу, чтоб маленькая моя Женечка

Бегала по квартире, кричала: «Мама!»

Разве я этого не заслужила

Любовью своей покаянной?

В этом мире взяли да порешили:

Женщина рожает лишь от мужчины.

А мне, от той, что мне выше звезд,

Значит нельзя, «суке ревнивой»?

Да не лесбиянка я, не хочу баб,

Я люблю единственную, неземную,

И кто же вправе меня проклинать,

Что я дочку хочу такую же?

«Мама, мама, когда придет Женя?»

«Скоро, мой масик, с работы вернется».

И нас ручонками сладко-пончиковыми

Обернула б: «Играться хочется».

Отпустить тебя

Отпустить тебя -

Это подписать себе смертный приговор,

Не глядя,

В упор.

Отпустить тебя -

Это больше не писать никогда ни о ком,

Голову cбивая

О стол.

Отпустить тебя -

Это больше не продохнуть,

Это не путь,

Это конец пути. – Пусть.

Отпустить тебя -

Значит себя похоронить,

И одной

Болью выть.

Распад

Что-то из меня вырывается,

Будто бездна хочет исторгнуть свой рев.

Кажется, пустота сейчас завопит:

«Ну дайте же для души кров!»

На дне души душно, там темнота,

И не видно источника света.